Мелодия перепрыгивала со скалы на скалу, с дерева на дерево, пока не подобралась к пещере. Теперь она изливалась пенным первозданным водопадом, летней грозой, пела о древних ледяных ночах… В этой песне жила сама сьерра и все и каждое из существ, ее населяющих. Анхела, не в силах противиться зову, вошла в грот. В глубине пещеры при свете костерка старик играл на инструменте, сделанном из тростинок различной длины. Его дуновение пробуждало к жизни волну звуков – то низких, то высоких, то нежных, то грубых. Каменные стены были испещрены рисунками: гигантские звери из какой-то далекой эпохи и человеческие фигурки, скачущие вокруг них. Девушка смотрела на рисунки и стояла недвижно, пока музыкант не перестал играть и не поднял голову.
– Они очень древние, – пояснил он, заметив любопытство гостьи.
А потом старик потянулся, как будто желая размять затекшие члены, и Анхела увидела, что ноги его похожи на козлиные, а еще она разглядела маленькие рожки, полуприкрытые спутанными волосами. Девушка вспомнила рассказы про дьявола из сьерры, но внутренний голос шептал ей, что этот старичок с копытами скорее одно из тех созданий, о которых рассказывала лиловая русалка. Анхела безотчетно раскрыла сумку, нашла горшочек с медом, оставшимся от завтрака, и протянула музыканту. Старик понюхал и с удивлением посмотрел на девушку.
– Последний раз мне предлагали мед несколько столетий назад, – вздохнул он.
Погрузил палец в янтарную массу и с удовольствием облизал.
– Ты здешний? – спросила Анхела, больше с любопытством, нежели со страхом.
Старик снова вздохнул:
– Я отовсюду, но родина моя – архипелаг, до которого нужно добираться по морю. – Он показал на восток.
– Ты пришел вместе с людьми?
Старик покачал головой:
– Люди меня прогнали, хотя сами того и не желали. Они, скорее, позабыли про меня… А когда люди забывают про своих богов, ничего, кроме как скрыться, не остается.
У Анхелы зачесался нос – верный признак растерянности. Одно дело – духи сьерры, с присутствием которых она примирилась после знакомства с Мартинико, и совсем другое – это множество богов.
– Разве Бог не один?
– Богов ровно столько, сколько пожелают сами люди. Люди нас создают и разрушают. Мы можем вынести одиночество, но только не безразличие – это единственное, что делает нас смертными.
Девушке стало жалко одинокого бога.
– Меня зовут Анхела. – Она протянула руку.
– Пан[21]
, – ответил он и протянул свою.– Боюсь, у меня нет хлеба для пана. – Анхела порылась в сумке.
– Да нет, – поправил старичок. – Пан – это мое имя.
Анхела удивилась:
– Тебе нужно его поменять. Ты всех запутаешь.
– Никто не помнит, – вздохнул Пан.
– Что не помнит?
Лицо старика посветлело.
– Не имеет значения. Ты обошлась со мной очень любезно. Я могу тебе помочь, в чем сама пожелаешь. Кое-какие умения я сохранил.
Сердце Анхелы прыгнуло в груди.
– У меня есть одно желание, оно дороже всего.
– Ну что же… – заговорил Пан, но замолчал, уставившись на что-то за спиной у Анхелы.
Девушка обернулась. Рядом с выходом из пещеры возник Мартинико – он припрыгивал и кривлялся самым идиотским образом.
– Глазам своим не верю! – закричала Анхела. – Я думала, ты давно в аду! – И тут же прикусила язык, искоса взглянув на старичка, но тот как будто и не обиделся.
Наоборот, с искренним удивлением спросил:
– Ты его видишь?
– Ну конечно! Это мое проклятие.
– Я могу тебя от него освободить.
– А ты поможешь получить кое-что еще?
– Я могу помочь тебе только в одном деле. А вот если я понадоблюсь одному из твоих потомков, пусть он ничего и знать не знает о нашем договоре, я смогу подарить ему желаемое… Два раза.
– Почему?
– Таков закон.
– Какой закон?
– Указания свыше.
Выходило, что существует сила, более могущественная, чем сила земных богов. И эта сила сократила для нее возможность выбора.
Анхела с тоской посмотрела на выкрутасы Мартинико и подумала о взгляде, дожидавшемся ее в отрогах сьерры.
– Прекрасно, – наконец решилась она. – Мне придется и дальше влачить свое проклятие.
– Не понимаю! – изумился Пан. – Что может быть более желанным, чем освобождение от такого чудища?
И тогда девушка поведала древнему богу о боли души, которая нашла собственную душу.
Хуан заверял, что был влюблен в нее с того момента, когда впервые увидел, однако девушка подозревала, что это его убеждение сотворено богом-изгнанником – то была филигранная работа древнего хитреца. Каждый месяц Анхела приходила в пещеру и оставляла мед и вино, уверенная, что старик с наслаждением поглощает эти лакомства, хотя никогда больше его и не видела.
С другой стороны, невестилась она совсем не долго. Ровно столько, сколько заняла у Хуана постройка нового дома, – парню помогали соседи, строились на пустом близлежащем участке. Пока мужчины, не жалея сил, рубили, шкурили и сколачивали доски, женщины помогали невесте с приданым: кроили и шили всевозможные скатерти, занавески, белье и коврики.