Остров без сокровищ

Бедный Бен Ганн… Тараканы в его голове наверняка устроили бунт, мятеж, ад и голодомор.

Хокинс, оказавшийся на краю пустой ямы, был в шоке. Не меньше был шокирован и Бен Ганн, наблюдавший за ним. Шок островитянина усугублялся непониманием: что происходит? Кто этот юноша, дьявол его раздери? На пирата ничем не похож, но тогда кто же?! Как он здесь, у ямы, очутился? И почему притащился сюда в одиночестве? Остальные что, полные бессребреники, и на сокровища им наплевать?

Джим, оклемавшись от потрясения, заметил тропу и пошагал по ней. Прямиком через долину, разделявшую Подзорную Трубу и двухглавую гору. Пошагал к пещере и золоту. Тут уж контакт стал неизбежен… Но Бен оттягивал его, сколько мог. Отступал к пещере, перебегая за деревьями, уговаривая себя: вдруг все-таки случайность, совпадение…

У подножия двухглавой горы отступать стало некуда. Бен приблизился и назревавший контакт состоялся-таки.

Последовавший разговор Хокинс передает правдиво… Но только в том, что касается реплик. Повторяется история с больным Билли Бонсом и последней беседой с ним: Джим вновь изображает из себя полного недоумка, абсолютно не понимающего, что ему говорят…

Но в разговоре, даже отредактированном, содержится крайне любопытный подтекст. Попробуем его вычленить.

Первым делом с Беном Ганном приключился натуральный словесный понос… Он говорит, говорит, говорит, мысли его скачут с предмета на предмет с легкостью необычайной.

Быстренько представившись и сообщив, что высажен на острове три года назад, Бен тут же поведал, что:

– он отчаянно тоскует по сыру, – так, что даже видит его во сне;

– мать его была благочестивой женщиной;

– и сам он был благовоспитанным мальчиком, знающим наизусть катехизис;

– игра в орлянку до добра не доводит.

А так же сообщил о своем раскаянии и духовном перерождении.

Отчасти Бена Ганна можно понять – после трех лет вынужденного молчания наконец-то можно с кем-то поговорить! Но все же едва ли Бен, выдавая на-гора эту словесную шелуху, забыл два главных, два архиважнейших для него вопроса.

Что за корабль прибыл к острову?

Зачем Джим явился к тайнику Флинта?

Бен Ганн пока не спрашивает, он заливает Джима потоками слов, а сам внимательно за ним наблюдает и пытается понять: кто же, черт возьми, этот юноша?

Затем Бен пускает пробный шар: «Ведь я сделался теперь богачом!»

Джим делает вид, что ничего не понял. И в мемуаре своем пишет: «Тут я окончательно убедился, что несчастный сошел с ума в одиночестве». Да еще и Бену Ганну мимикой продемонстрировал то же самое: ну да, ну да, рассказывай…

Бен бросает еще один намек: парень, держись меня, не пожалеешь… Понимать это надо так: если что – поделимся.

Джим упорно не желает понимать намеков. И в самом деле, ну чем на этом острове поделиться-то можно? И разбогатеть тут как?

Бен слегка озадачен. Может и вправду парень случайно к яме попал? А потом увидел тропу и пошел по ней из бескорыстного любопытства? Разведать, кто на необитаемом острове этакий проспект натоптал?

Но мы в наивность Хокинса не поверим. Мы-то знаем, что он прибыл на остров за сокровищами. И прекрасно понимает, каким единственным образом здесь можно разбогатеть.

Бен, видя, что намеки не действует, спрашивает в лоб: «Не Флинта ли это корабль?»

Возможно, это случайная обмолвка. Ведь Бен Ганн прекрасно знает «Морж», корабль Флинта, и никогда не спутает его с другим. Знает и то, что Флинт умер, и новым, незнакомым отшельнику-островитянину судном разжиться никак не мог, – Ганн присутствовал при его смерти в Саванне и слышал предсмертные слова капитана. Правильнее спросить: не людей ли Флинта это корабль? – но Бен разговаривать отвык и мог невнятно сформулировать мысль.

Но может быть и такое: Бен сказал именно то, что хотел сказать. Вдруг Хокинс юнга-новобранец команды Флинта? Маловероятно, но вдруг? Тогда полезно замутить воду: «Моржа», дескать, я в глаза не видел, о смерти Флинта слыхом не слыхивал… Между прочим, этот вариант предусматривает, что Хокинс в случае положительного ответа вполне мог стать самым ближайшим кандидатом в покойники.

Как мы знаем, раскаяние и душевное перерождение Бена относилось лишь к игре в орлянку, но никак не к смертоубийствам. Свое имя, хорошо известное в экипаже Флинта, он Джиму уже назвал. И утечку этой информации к Сильверу пресек бы безжалостно.

Но Джим Хокинс тоже парень не промах. Он сразу, едва лишь Бен упомянул о том, что был высажен на остров, мысленно отметил: наказание это пиратское, применяемое к проштрафившимся членам пиратских команд. Бен Ганн – пират, к тому же как-то связанный с Флинтом, коли уж первым назвал это имя. Но как именно связан, пока не ясно…

Джим настороже, и пистолет свой держит скорее всего в руке, а не в кармане. И произносит такую фразу: «Нет, не Флинта. Флинт умер. Но раз вы хотите знать правду, вот вам правда: на корабле есть несколько старых товарищей Флинта, и для нас это большое несчастье».

Между «несколько старых товарищей Флинта» и «для нас это большое несчастье» правильнее ставить не запятую, а многоточие.