Остров без тайн

Только тут Сончик вспомнила о парнике, в котором росло несколько тыкв и арбузов. Конечно, град побил все стёкла. Она повернула голову: парник был закидан большими ветвями.

— Это ты? — Сончик обрадованно улыбнулась Пете. — Ты веток набросал?

— Молния на хвосте принесла.

— Ну что ты сердишься?

— Держи крепче!.. Подвинься, вот эту ветку сюда воткнём…

Минут через пять прибежали девочки и принесли несколько рогожных кулей. Они укрепили кули над грядками, но Петя всё равно обругал их «чижиками» и сказал, что они опоздали. Действительно, град почти совсем прекратился; начинал проходить и дождь. Рогожи можно было снимать.

— Вот лагерь на остров перенесут, там и опытный участок разбить надо, — сказала Аня Хмельцова.

Все согласились, что это было бы очень хорошо и правильно — иметь опытный участок поближе к лагерю.

Гроза уходила; трепетный свет молний еле пробивался сквозь водяную завесу, и гром погромыхивал глухо и нехотя. Дождь становился всё реже и мельче, а у горизонта, со стороны Новоуральска, появилась голубая полоска чистого неба.

Из лагеря донеслись звуки трубы. Горнист играл подъём после «мёртвого часа».

У хижины имени Сени

Данко и Маша успели примчаться к заливу Лазарева как раз вовремя. Только они забрались в шалаш, где уже сидели Сеня и Саша, — хлынул ливень.

В хижине имени Сени было темно и тесновато, но зато ветер остался за её стенами и было сухо. А минут через пять, когда туда ввалился запыхавшийся Юра, стало вдобавок и весело.

Юра, прищурившись, чтобы лучше оглядеться, выбрал место в уголке и присел там, мокрый, словно его только что вытащили из реки. Саша продекламировал:

— Юра спорил с бурей!..

— Весь промок и в шалаш — скок, — скороговоркой добавил Сеня.

— Хо-хо! Мы с ним стихами говорим. Удивительно! Да? Сеня, давай только стихами. Идёт?

— Пожалуйста, я — как угодно.

— Начинаем!.. Юра, Юра, где ты был?

Сеня секунду подумал и отчеканил:

— Я трусы в воде мочил.

— Почему мочил один?

— Потому что… — Сеня вдруг замотал головой: — За шиворот течёт!

Все посмотрели вверх и увидели, что сквозь крышу протекает тоненькая струйка.

А через несколько минут в хижине имени Сени шёл уже почти настоящий дождь. Только в той стороне, где стену шалаша составляла скала, было почти сухо. Все и сгрудились там, съёжившись и подобрав под себя ноги. Теперь настала Юрина очередь ехидничать.

— Ну что вы возитесь, что вы ёжитесь? — насмешливо спрашивал он. Ему-то, насквозь уже мокрому, этот «внутренний дождь» был совсем не страшен.

Саша предложил:

— Сень, давай дальше про него сочинять, чтобы не насмехался.

Но Сеня сказал, что раз дождь — сочинять он не может.

— Во мне все рифмы вроде размокают.

Маша принялась описывать, как она нашла зуб мамонта, и Данко помогал ей рассказывать. Потом Маша повторила всю историю вновь, добавив, что, кроме зуба, она нащупала в болотной жиже что-то похожее на мамонтовый бивень. Данко уже молчал. А когда Маша начала повторять свой рассказ снова, он засвистел, и Саша стал подсвистывать ему.

— Вы что, не хотите слушать? — в Машином голосе появились грозные нотки.

— Так я же всё знаю, — ответил Данко.

— И я знаю, — заявил Саша. — Сейчас ты скажешь, что нащупала целый скелет мамонта и чуть не выдернула клок шерсти… Ой!.. Ты мои-то кудри, Машук, не выдёргивай. В крайнем случае выдёргивай у Сени.

Сеня с готовностью подставил Маше свою стриженую голову.

Данко вскочил:

— Сидим тут… как мыши! — и шагнул из шалаша.

В лицо хлестнули дождь и ветер. Данко прислонился спиной к скале, огляделся. Косые струи ливня падали сплошной завесой. Лес был, как в тумане. Горизонт исчез совсем. Даже недалёкий противоположный берег залива был еле виден. Остров казался необычным, нездешним, и голову кружила туманная, как всё вокруг, мечта. Острова просто не было, — Данко стоял на какой-то другой, дальней земле, и не скала вздымалась за спиной, а борт корабля, и на борту стояли его товарищи…

Скрипели, кренясь на ветру, берёзы, испуганно и радостно взмахивали они трепетными ветвями, когда озаряла небо молния, и шелест листвы, сливаясь с шумом ливня, заглушал плеск волн на берегу залива. Казалось, волны плещутся беззвучно…

Вдруг слепящий свет резанул глаза Данко, и сразу же стопудовый звук, разорвавшись, ударил в уши, скала задрожала, — это молния вбила свой огненный клин в остров где-то совсем близко от залива.

Говор в шалаше стих. Или просто Данко оглох?.. Нет, листва шуршит, шумит ливень, ещё сильнее зашумел, озорной и буйный — словно в небе открыли новый громадный люк.

Что-то сделалось вдруг с Данко, будто взметнуло его на гребень высокой волны, сердцу стало просторно и весело. Данко вскинул голову, расправил плечи и запел чуть гневную, раздольную матросскую песню:

Пусть волны и стонут, и плачут,
И хлещут о борт корабля!..

Из хижины высунулась удивлённая физиономия Маши:

— Ты что?

Данко не смутился. Ему было хорошо под этим грозно рокочущим небом, в порывах ветра и шума.

— Иди сюда! — крикнул он Маше. — Тут, под скалой, сухо.

Маша шмыгнула к нему и стала рядом.