Мне на ум пришёл случай, произошедший с Аскольдом Ивановичем, который непостижимым образом просто притягивал конфликтные ситуации.
– Да, с импортными словами надо быть поосторожней. А то один друг моего отца однажды поздравил уважаемую юбиляршу: «Я бёздей ту ю!», так ему после этого уже больше не наливали.
По-моему, смысл сказанного понял один Вадим: местные мужики явно не сильны в иностранных языках.
– Я слышал, у турецкого султана было семьсот жён, и все неописуемой красоты, – не захотел оставлять всегда актуальную тему Фима.
– Счастливчик, – пробурчал Валера.
Но Дамир неожиданно возразил ему:
– Не скажи. Из семисот красивых женщин невозможно выбрать одну-единственную, самую-самую, они же все как будто на одно лицо! Я не удивлюсь, если султан выбирал из них как раз самую страшную – она хоть как-то выделялась на общем фоне, только на ней и останавливался взгляд.
– Если б я был турецкий султан… – Я хотел напомнить старую дворовую песню, но закончил неожиданно для самого себя: – То поступил бы точно так же.
Уверен, никто из присутствующих, даже Вадим, не догадался, насколько серьёзный смысл я вложил в свою реплику.
Дружно выпили за то, чтобы перечень наших мужских достоинств не ограничивался одним-единственным. Опять закусили…
Вот так и дальше продолжался бы весёлый трёп за бутылкой на «вечные» мужские сюжеты и закончилось бы всё, как пел известный бард, «без слёз, угроз и крови», если бы не Вадим. В отличие от меня, он чувствовал себя совершенно чужим в компании «аборигенов», что, однако не мешало ему испытывать чувство превосходства по отношению к ним.
До этой командировки я и не подозревал, что Вадим до такой степени политизирован и проникнут либеральной идеологией. Боюсь, если ему поручить написать инструкцию на скороварку, он и туда умудрится воткнуть несколько антисоветских пассажей.
До поры, до времени он был занят ветчиной – Вадим из тех, кто не просто ест, а
Он сидел молча, насупившись, поглядывая на остальных без особой доброжелательности. Поначалу он сдерживал себя и не пытался затеять спор. Однако, когда в качестве очередного тоста Вадим переиначил гамлетовский вопрос: «Пить или не пить? Вот из зе квесчин!», я понял, что он здорово захмелел, а в этом состоянии отказывают тормоза даже у более тренированных бойцов.
– Вот вы всё жалуетесь на тяжёлую жизнь, но уже забыли, что раньше было ещё хуже, – внезапно сказал он, поставив стакан на стол, и по горящим глазам я понял, что его уже не остановить. – Вы не хотите вспоминать беспросветную жизнь при Советах, когда в продаже даже туалетной бумаги не было.
– Вы нам мифы о прошлом не рассказывайте, мы жили в том прошлом… – Начал было Фима почти с той же интонацией, с которой шёл застольный разговор до этого, но Вадим перебил его.
– Я тоже в нём жил! – Он почти кричал. – Мне было противно и
– Раньше был дефицит товаров, а сейчас дефицит денег. А по большому счёту, раньше мы хорошо жили. И если бы такие, как Вы, не отняли у страны несколько пятилеток, сейчас жили бы ещё лучше.
Веселье покинуло нашу компанию. Все, кроме Вадима, сидели, положив локти на стол и уткнувшись глазами в столешницу, словно пытались что-то разглядеть на её поверхности. По злому тону Фимы я понял, что ни хмурое высокомерие Вадима, ни его презрительные взгляды не остались незамеченными.
– Да не жили бы лучше! Советская экономика до сих пор продолжала бы игнорировать интересы потребителя. Это свойство было заложено в ней с самого её основания. А основатели-то кто? Первый вождь придумал какую-то шизохреническую теорию, а второй написал «Материализм и империя кретинизма». Так вот, такой империей кретинизма и был ваш Совок!