Удаляясь от посёлка с его тёмными окнами, люди растворялись в предрассветной мгле, и я растворялся вместе со всеми, неотличимый от них, в таком же брезентовом плаще поверх ватника и резиновых сапогах-вездеходах. Пока мы дошли до пристани, дождик кончился – на этот раз, окончательно. Люди откинули капюшоны, и только теперь я заметил Полину. Она распустила свой «конский хвостик», и весёлый ветер развевал её русые волосы. Волосы вспархивали, но никак не могли улететь. Обнадёживающий знак – неужели она решила кому-то понравиться? Уж не мне ли?!
Всё-таки слаб человек, не может он жить без надежды… Вот потому и слаб! Ну и пусть. Ради Полины я готов всю свою силу воли и ещё независимость впридачу променять на то, чтобы она выделила мне хотя бы маленький, совсем маленький уголок в своём сердечке.
…Судно носило название «Крайняя точка». Капитан спешил, поэтому разгрузку необходимо было закончить до рассвета. Мы успели.
Утро обещало хороший день. Тучи постепенно скатывались за горизонт, а на востоке, где должно было появиться солнце, светилась яркая полоска, небо над которой было чистого голубого цвета. Шептун возвышался серой тенью на полнеба, но вершина его уже блестела, как лысина на солнце у мужчин. Даже жёлтые листья, изредка мелькающие в кронах деревьев, не вызывали уныния и осенней грусти. Наоборот, подзолоченный ими пейзаж способствовал, скорее, подъёму духа.
Ближе к концу работы люди потянулись в посёлок, и тут на пристани появился Вадим. Первый раз с того времени, как мы оказались на Острове, в нём пробудилась жажда деятельности. Он обегал всё судно, заглянул во все его закоулки, переговорил с капитаном, задал ему тучу вопросов. Весь его вид выражал крайнее возбуждение. Глаза Вадима горели огнём нетерпения, ноздри раздувались – в таком состоянии его организму не хватало кислорода. Он не мог устоять на месте и потому ходил быстрым шагом, почти бегал вдоль берега, сцепив руки за спиной. При этом он не сводил глаз с судна, лицо его было постоянно обращено в сторону «Крайней точки». Казалось, он боится, что если ненароком моргнёт лишний раз, столь долгожданная возможность вернуться в привычный мир растает, как мираж.
Я спустился на пристань одним из последних. Возбуждённый Вадим бросился ко мне:
– Мы едем! – Он сказал это таким громким голосом, словно я находился на соседнем острове, а он хотел до меня докричаться. – Капитан берёт нас, я договорился.
– Но я должен вернуть сапоги…
Удивительно, что в такой момент я подумал только о старых, с заклеенной дыркой, валеркиных сапогах. Наверное, это потому, что мой мозг отказывался признать очевидное.
– Да причём тут сапоги?! – Вадим продолжал говорить почти криком: бушевавшая внутри него энергия требовала выхода. Он буквально искрил, как новогодняя петарда, готовая взорваться в любой момент. – Капитан не может ждать, корабль отходит прямо сейчас.
Только тут до меня дошло, что
– Я не могу уехать прямо сейчас. Мне надо закончить свои дела на Острове.
Эти фразы я пробурчал чуть слышно, себе под нос. Я имел в виду, что мне ещё надо рассчитаться с Клавдией и выпросить у Акимыча собственный портрет, но Вадим понял мои слова по-своему. Мой неуверенный тон заставил его только усилить натиск.
– Какие дела?! Что тебя может связывать с этими людьми?
Вопрос, по мнению Вадима, был риторическим, поскольку предполагал только один ответ – ничего. Действительно, а что? Да разве только то, что мы говорим на одном языке, причём понимаем друг друга даже тогда, когда высказываем свои мысли бестолково и косноязычно. А зачастую вообще обходимся несколькими словами или даже совсем без слов. Почему же при этом всё-таки понимаем собеседника? Да потому, что, несмотря на индивидуальные различия, все мы схожи между собой и мыслим одинаково.
Ещё то, что родились мы в одной стране, в детстве играли в одни и те же игры и читали одни и те же книги. Нас, таких вроде бы разных и непохожих, сплачивает в народ великая история нашей Родины, трагическая, но и славная; имена и подвиги наших героев; деяния далёких предков и недавних предшественников, которым мы обязаны всем, что имеем; заложенный в генетическом коде патриотизм, который может дремать до поры, но всегда просыпается в трудный момент и помогает преодолеть неимоверные препятствия, пусть при этом хоть весь «цивилизованный» мир будет против нас.
В общем, ощущаемая на сознательном и подсознательном уровнях принадлежность к одному народу, одной исторической судьбе, одной духовной культуре.