Остров Бога

* * *

Одно замечу, что объезжая Гору, сразу после съезда к монастырю «Примата апостола Петра», слева от вас будет природный амфитеатр, где, оборотившись лицом к озеру, Иисус учил толпящихся у подножия горы людей. Каждый раз, проезжая мимо съезда к церкви, я удивляюсь, почему «примата», он же не единственный примат в Библии и в природе вообще. И зачем подчёркивать к кому виду относился Апостол? Ну, примат и что тут такого, я сам примат! Однажды я поспорил с одним, сравнительно молодым ксендзом, доказывая ему, что «примас», куда благозвучнее для русского уха, но он стоял на своем, как Коперник: «Святая церковь учит, что Пётр примат, значит примат, но не такой, как остальные приматы». Примат, не примат, а сама малюсенькая католическая церковь стоит на месте, где апостол был призван вести паству Христову, вместо собиравшегося к престолу отца своего, Иисуса.

На восточном берегу озера, местечко Курши с руинами византийской церкви и скальными пещерами-могилами, где обитали те самые пресловутые бесноватые, и где Спаситель загнал в стадо свиней, чертей, изнурявших до этого, их опрокинутые души. Здесь же Иисус дважды ходил по водам, проповедовал с лодки, утихомирил бурю на озере, исцелял и умножал. На самом берегу цветут алые купола монастыря «Двенадцати апостолов», друга моего отца Иринарха — маленький рай на земле устроенный стараниями одного человека. Отец Иринарх мужчина не шумный, а темпераментный, строгий, но без суровости. Говорят, а мне неудобно спрашивать его об этом в лоб, что раньше он был офицером греческой армии и, насмотревшись на человечество времён войны на Кипре, так расстроился, что отвратился от мирского и удалился в монастырь. Отца Иринарха обуревает жажда деятельности, он что-то всё время строит. То перголы[35] для винограда, то новую подъездную дорожку, то сортиры украшенные надписью намекающей на желательность пожертвований на их содержание. Не так давно отец развёл павлинов, которых кормит собачьим кормом и поэтому не режет по обычаю древних эстетов, чтобы подать, на стол заново утыкав птиц, их же роскошным пером. Пару лет назад отец Иринарх приютил осла бежавшего от своих законных хозяев. На моих глазах эта печальная скотина выхлебала ведро воды буквально в один глоток. Иногда осёл исчезает и огорчённый Отец, говорит, что тот бегает к католикам попрошайничать, но всё равно вернётся, такой характер. Церковь полна икон и красиво наклеенных в апсидах ярких обоев с образами тех чудес и знамений, как случившихся на побережье, так и в других не менее важных для понимания христианства местах.

ВЫКРЕСТЫ. «Тупик и приворотное зелье»

«На Тебя оставлен я от рождения, ибо Ты Бог мой.

Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет»

(Пс. 21, 7-12)

«Люди покидают меня, я покидаю их, грусть и печаль высыхают быстро».

В толковых словарях некоторое время назад рядом со словом «выкрест» стали писать — «устаревшее». Соглашусь, если вы, выкресты, мне подскажете, как вас надо называть сегодня. У меня есть идеи, но я подожду откликов, вдруг кого-нибудь и осенит, а пока слова Господа от Пророка Иезекиля: " … вы говорите: "Будем, как другие народы, служить дереву и камню ". Иногда смысл сказанного, ускользает от меня, но иногда иносказание бросается в глаза: Будете, будете вы служить дереву и камню — Кресту и Каабе.

Мне очень тяжело писать об этих людях, многие из них, искренние друзья мои. Но часто,

сами того, не замечая, они становились «предметом», моих самых дружеских, но всё-таки, изысканий. Я, многих из них люблю, и они об этом знают, но я их и жалею, жалею ужасно. Вот об этом они, я надеюсь, даже не догадывались, пока. Самый важный вопрос для меня, зачем или почему, они крестились, и изменились ли они после этого? Не сердитесь на меня мешумадим, — «погубленные», как мы вас называем, может быть мне после этой главы, полегче станет? Вы, как и тысячи наших предков, вечные носители комплекса неполноценности, страстно доказывающие себе и аборигенам, что вы «настоящие патриоты», а никакие-то там пейсатые отщепенцы. А толку чуть, будто свин наплакал — пишут, пишут на афишах бестрепетные руки «титульников» со следами ига на глупой физии — «жидовская морда», а «морда», только от исповеди! Обидно, да? И крестись не крестись перед камерой, с размахом и с чрезмерною силою ударяя перстами полбу, плечам и надпаховой области, всё одно: был «жидморда и умрёшь ему»! В назидание всем крестящимся, великий русский драматург Вампилов на могиле Пастернака громко произнес: — А все одно он жид! Вот такая эпитафия, уважаемому Борису Леонидовичу, а ведь как он старался, как старался, как ему евреем быть не хотелось, а пришлось!