Остров Больших Молний

— Мы взяли в сторону от больших морских дорог. Этот участок океана посещается крайне редко.

Тогда Бейтс, взбунтовавшись, набросился на Хаутона.

— Это все ва-ваши фа-фантазии, Дик! — фальцетом завопил он. — Вам ну-нужна была ро-романтика? П-ппо лучайте! Я же го-говорил, что нужно было фрахтовать шхуну с мо-мо-тором… О, бо-бо-бббоже!..

В каюту просунулась голова Пенча. По выражению его лица Рамирес догадался, что дело неладно.

— Матросы просят вас, капитан! — доложил Пенч гримасничая.

Рамирес прошел на корму, поднялся на палубу. Взглянув на толпившихся внизу матросов, он сразу протрезвел и, опустив руку в карман, стиснул рукоять пистолета.

— В чем дело, ребята?

Татуированный выступил вперед.

— Рассчитываемся, капитан. Уходим. Судно тонет Никому нет охоты кормить акул.

— Как же вы уйдете? — спросил Рамирес с иронической развязностью.

— На шлюпках, капитан Мы рассчитали, что кое-как разместимся в них. Но вам и этим господам места, извините, не хватит. У вас зато остается рация.

Рамирес молча, внимательно разглядывал татуировку на груди матроса: водолаз, отдыхающий на дне морском, и кокетливая русалка у него на коленях. Над шлемом водолаза шаловливой стайкой взлетали пузырьки воздуха, изображенные зеленой тушью.

«В Сингапуре делал, вероятно», — подумал Рамирес. Мозг его лихорадочно работал: что ответить? Какую позицию занять?

— Все? — мрачно спросил он.

— Все, капитан. Не взыщите… — подтвердил татуированный.

Последующее разыгралось в одно мгновение. С криком: «Расчет? Получай!» Рамирес вырвал из кармана кольт военного образца. Матрос подскочил вверх сантиметров на двадцать: пуля впилась в палубу у самых его ног. Одновременно грянул другой выстрел, заставивший капитана отскочить. Щепка, отколотая от баллюстрады крутясь, взлетела в воздух.

В капитана стрелял Пенч, притаившийся за мачтой, Пенч, собачьей преданностью которого хвалился Рамирес. В руках у него находился старинный крупнокалиберный «Смит-Вессон» с длинным стволом. А из толпы на Рамиреса глядели черные рыльца четырех автоматических пистолетов.

Рамирес опустил руку с бесполезным теперь кольтом и стиснул зубы.

— Ну и черт с вами!..

В одной из шлюпок продукты, бочонок с водой, ракетница, секстан, морские карты были заблаговременно приготовлены самим капитаном. Пенч, ухмыляясь, тащил сюда подвесной руль-мотор. Матросы быстро погрузили провизию и запас пресной воды в остальные шлюпки Команда уходила в полном составе, не говоря уже об изменнике Пенче — даже помощник, всегда державший руку капитана.

Рамирес не произнес больше ни слова до конца посадки. Только когда шлюпки уже отвалили от злополучной шхуны, он не выдержал:

— Блиц унд доннер! Где вы учились бандитизму, мер-р-р-зав-цы?!

— У вас, капитан. И у ваших хозяев! — крикнул татуированный, стоявший во весь рост на передней шлюпке.

Ядовитая реплика была поддержана дружным хохотом.

Рамирес долго не спускал взгляда с удаляющихся шлюпок. Машинально, как раз навсегда заведенный музыкальный ящик, он продолжал 'свистеть: «Сэр Джон с матросами шутил…»

Но вот шлюпки скрылись за горизонтом. Рамирес снова спустился в трюм.

— Вылезайте! — скомандовал капитан, подавая Крюкову руку и помогая ему выбраться на трап. — Будете работать…

Осматривающего рацию комсомольца окружили Рамирес и члены экспедиции. Рация оказалась плохонькой, старомодной, но работать было можно.

— Речь идет о жизни и смерти, не только нашей, но и вашей, — сказал Рамирес. — Вы будете передавать только сигнал бедствия. Если же вы попытаетесь послать в эфир хоть одно постороннее слово — пеняйте на себя! — и он угрожающе приставил ствол пистолета к затылку радиста.

Крюков одел наушники и положил руку на ключ. — Та-та-та, та-та-та, — запел ключ под его пальцами. Точка-точка-точка-тире-тире-тире-точка-точка-трочка. С-О-С. Сэйв оуэр соулз. Спасите наши души.

Бейтс в отчаянии ломал пальцы. Даже многоопытный Хаутон и бывалый Портер утратили душевное равновесие. Экспедиции угрожала самая недвусмысленная опасность исчезнуть — не фиктивно, а по-настоящему, и исчезнуть весьма основательно. «Капитан, неужели мы погибаем?» — можно было прочесть во всех устремленных на Рамиреса взглядах.

А Рамирес стоял, прислонившись к двери каюты, скрестив руки, как бы не замечая этих посеревших лиц, этих трясущихся губ. Он думал о том, как бессмысленно и глупо гибнуть среди полного штиля, опускаться на дно под всеми парусами.

Крюков напряженно вслушивался в эфир. Он был мокр по самые уши, вода, стекая с его одежды, образовала у ног маленькое озерцо.

Прошли долгие, томительные двадцать минут. Полчаса. И вдруг откуда-то из мира живых донесся ответ:

— Кто зовет на помощь?

— Шхуна научной экспедиции «Атом» терпит бедствие между 130 и 140 западной долготы и 0 и 10 южной широты. Торопитесь! — передавал Крюков.

— Держитесь! Мы близко! Идем на помощь! — отвечали ему.

Два часа спустя пассажиры «Атома» бурно: приветствовали появившийся на горизонте белый теплоход…

— «Ломоносов», — прочел Рамирес золотые буквы на носу приближающегося судна. — Что за странный флаг? Занзибар, что ли?