Остров Буян

Ночью Истома сказал про беду Авдотье. Она привыкла к бедам и в бедах всегда полагалась на мужа. Она не захныкала, не заныла, но ласково провела сухощавой рукой по его руке, и от этого ему вдруг стало легче. Упорный, суровый и молчаливый, он был податлив на ласку, и хотя лицо его не изменило мрачного выражения и губы были все так же сжаты, но на душе сделалось как-то светлее… Он с этой минуты уже знал, что нет на свете той силы, которая может его возвратить за рубеж…

В Новгород они въехали в числе двух десятков таких же телег, запряженных такими же карими меринками.

Грохот города ошеломил пришельцев. Стук колес, конское ржанье, утренний звон колоколов с десятков нарядных колоколен, хлопанье крашеных ставней, скрип тяжелых дворовых ворот, выкрики и собачий лай.

Истома от рожденья не видывал больших городов. Швеция для него воплощалась в глухих погостах, осиротелых монастырях и лесистых болотах – потому Россия вдруг показалась огромной церковью, залитой блеском пасхальных свечей.

«И что им, что им, – думал Истома, – или здесь мало места для всех? Ведь эдакий город! Такое богатство, право… Господи! Никуда не уйду из Московского царства!..»

Они ехали мимо новгородских церквей, каменных и деревянных, с красными, синими и золочеными куполами, и всей семьей крестились на встречные колокольни.

Истома словно ощупью пробирался в чужом городе, чтобы найти горшечника Ваську. Он опасался расспрашивать у прохожих, страшась чем-нибудь выдать себя.

Горшечника вернее всего, конечно, было искать на базаре. Они ехали через базар – и в каждом ряду свой запах, свои голоса: в овощном пахло капустой и чесноком; сыростью и гнилым камышом – в рыбных рядах; от шорных лавок несло кожей и дегтем; дальше пошли лесные, шапочные, жестяные…

Истома поглядывал, не увидит ли где между шапками, дранью, мочалой да ведрами и башмаками глиняных блюд и горшков. Не находя горшечного ряда, Истома поставил телегу возле других телег, у длинной бревенчатой коновязи, и, наказав Авдотье ждать его тут, незаметно, на всякий случай, сунул ей мешочек с деньгами, а сам пешком отправился в поиски по базару…

С бочки кричал бирюч государев указ:

– «…Со свейского короля стороны, которые люди объявятся по сыску…»

Истома уже знал, о чем этот указ, и повернул прочь…

Румяные душистые пироги, масленые и жирные блины, гречневики, зеленые огурцы, жареная печенка, рубленая требуха напомнили ему, что он голоден. Кругом дымились горшки и корчаги, сбитенщик манил сбитнем, пряничник – медовыми расписными пряниками…

Подосадовав, что не взял с собой денег, Истома свернул из съестного ряда в щепной… Здесь пахло стружкой, смолой, опилками – свежим лесом. Между оглобель, козел, скамеек, ушатов, сит и мочала глазел Истома в другие ряды и наконец разглядел груду глиняных крынок…

Осторожно, вполглаза поглядывая на лавки, он проходил по ряду.

– Горшки, блюда, дешевы покуда, кувшины, крынки – по пол-алтынке, мелкие по грошу – боле не запрошу! – кричали продавцы.

«Глина не чиста, обжиг неровный… а тут узор красновит!.. – отмечал Истома, глядя на товар глазами мастера: дома он время от времени работал у Лоскута, помогая ему в горшечном деле.

– Дежки для теста в подарок невестам! Умывальницы, чашки, лапешки для кашки!.. – выкрикивали от лавок горшечники.

Истома остановился перед хитро расписанными блюдами – торелями, горластыми кувшинами.

– Хороши узорчатые! Заходи, хозяин, гостем будешь! – приветствовал его молодой парень.

Истома приблизился на полшага.

– Бережливый ты, – укорил горшечник. – Два раза по ряду прошел, а товару по душе не высмотрел. Чего тебе? Дежку? Горшок?

– Лавку никак не найду… Знакомец тут торговал.

– Кто таков? Я горшечников знаю: сызмала тут…

– Васька Лоскут, – сказал Истома.

– Васька?! – переспросил парень. – Да-а… – как-то зловеще протянул он. – Васьки нету! А ты ему кто?

– А кто я? Никто, чужой! – вдруг испугался Истома. – Дежку я торговал у него, блюда…

– А-а, а я думал, сродственник… Ну, Васьки нету, ау, брат, Васька!.. Да ты чего надо бери – товар у меня не хуже.

Истома подумал, что нужно представиться покупателем, чтобы лучше узнать про земляка.

– Блюдо бы небольшое, – сказал он и, как заправский домовитый покупатель, принялся щелкать пальцами, колупать ногтем облив, нюхать, поглаживать товар, торговаться, божиться – уж он-то знал, как хозяин покупает посуду!..

Если бы он взял с собой деньги, он купил бы и блюдо и пару крынок, но деньги остались у Авдотьи, и надо было все вызнать прежде, чем дело дойдет до расплаты. Не выпуская блюда из рук, он спросил:

– А что же Васька, богат стал, что бросил торг?

– Неволей бросил, – воровски оглядываясь, тихо сказал горшечник.

– А где он живет-то? – осторожно спросил встревоженный Истома.

– Почем я знаю! Плати да иди! Я что за справщик!

Истома прислонил выбранное блюдо к стопке других, чтобы сделать вид, что шарит за пазухой деньги. Вдруг блюдо скользнуло наземь и раскололось.

– Эх, ты! – сочувственно укорил гончар. – Вот и плакали твои денежки!

– Вот беда! А я их и не взял! – Истома постарался сам удивиться тому, что при нем нет денег.

– Как так?