Остров Буян: Пушкин и география

Стихотворение А. С. Пушкина «Анчар», написанное в 1828 году, явилось откликом на восстание яванцев в 1825—1830 годах против голландских колонизаторов. Но поэт вложил в него более широкий, обобщающий философский смысл.

Все это показывает, как поэт умел, создавая в своих стихах яркие картины природы, использовать в политических целях, казалось бы, «невинные» названия растений.

Отмеченные названия не исчерпывают тот круг растений, которые А. С. Пушкин вводил в поэтический оборот: тут еще есть плющ и роза и вроде бы прозаические липа и береза («Главы берез и лип обнажены» — «Осеннее утро»), а наряду с обыкновенным кленом («И кленов шумный кров» — «Домовому») южный белый клен — явор в садах Бахчисарайского дворца, где гуляют младые жены хана Гирея «при шуме вод живых»:

Над их прозрачными струями
В прохладе яворов густых
Гуляют легкими роями…

«Бахчисарайский фонтан»

А вот характерная деталь картины украинской летней ночи — серебристый тополь:

Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.

«Полтава»

В помещичьей усадьбе «сень черемух и акаций» («Евгений Онегин»).

А в «Послании к Юдину» поэт, описывая прелести сельской жизни, вспоминая «Захарово мое», создает живую картину с перечислением растений:

На холме домик мой; с балкона
Могу сойти в веселый сад,
Где вместе Флора и Помона[42]
Цветы с плодами мне дарят,
Где старых кленов темный ряд
Возносится до небосклона,
И глухо тополы шумят. —
Туда зарею поспешаю
С смиренным заступом в руках,
В лугах тропинку извиваю,
Тюльпан и розу поливаю —
И счастлив в утренних трудах…

Употребительны у поэта были не только отдельные растения, но и их сообщества, как дубравы (дубровы — «Не шум глухой дубров…»):

Дубравы, где в тиши свободы
Встречал я счастьем каждый день…

«Дубравы…»

Простите, верные дубравы!
Прости, беспечный мир полей…

«Простите…»

…я променял порочный двор Цирцей[43],
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей…

«Деревня»

Встречается у поэта и бор:

Стремится конь во весь опор,
Исполнен огненной отваги;
Все путь ему: болото, бор,
Кусты, утесы и овраги…

«Кавказский пленник»

В прозаических произведениях поэта можно найти еще и растения, разводимые как комнатные, — это бальзамин и грандифлор. Бальзамин ныне стал редким украшением окон, а грандифлор теперь и совсем не встретишь. А у А. С. Пушкина эти растения — штрихи бытовых картин, используемые и как сравнения: «Все это доныне сохранилось в моей памяти, так же как и горшки с бальзамином и кровать с пестрой занавескою» («Станционный смотритель»); а в карточной игре, которой был поглощен Германн, «…тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора…» («Пиковая дама»).

А. С. Пушкин дал характеристики времен года. Он отдал поэтическую дань не только любимой осени, которой посвятил много вдохновенных строк, но и прелестям нелюбимой весны:

Скоро ль будет гостья дорогая,
Скоро ли луга позеленеют,
Скоро ль у кудрявой у березы
Распустятся клейкие листочки,
Зацветет черемуха душиста.

«Еще дуют холодные ветры…»

Все эти вплетения ботанических названий в произведениях поэта раскрывают поистине энциклопедическую широту его знаний.

«И друг степей калмык»

Каждый народ самобытен. А. С. Пушкин пытался объяснить это влиянием климата, образа правления, верой, что дает «каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии». «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу», — писал он в статье «О народности в литературе».

В пушкинских произведениях встречаются имена многих народов как известных, так и малоизвестных; одни из этих народов фигурируют под названиями, сохраняющимися до сих пор, а другие — под старыми, бытовавшими в прежние времена. И прежде всего это имена народов, запечатленные в его прозорливом «Памятнике»: