Остров Буян

И вот, как по щучьему велению, воевода, дьяк, архиепископ, стрелецкие головы, дворяне и дети боярские — все выполняли его желания. Правда, за день пришлось отдать перстень-лал, нитку жемчуга и сорок соболей да рублей с полета денег. Да то и стоило!..

День был закончен. Федор вздохнул с облегчением. Не голытьбе посадской тягаться с ним силой!.. Завтра, не то послезавтра приедет немец, свезут хлеб из Пскова, и тогда все придет в мир и порядок…

Емельянов был даже доволен проявлением непокорности горожан. Оно дало воеводе повод схватить заводчиков тайного извета, а Емельянову — избавиться от старых непримиримых врагов, Томилы и Гаврилы. «Отчирикались воробьи!» — подумал о них Емельянов. Он задремал и резко качнулся вперед всем большим телом, быстро выпрямился, встал и хотел налить еще меду, когда вдруг небывало громко, тревожно, отчаянно кто-то застучал у ворот. По неведомой причине у Федора кровь прилила к голове и в глазах потемнело. Он сел, заставляя себя успокоиться.

В горницу, стукнувшись головой о низкий свод двери, вбежал Шемшаков.

— Федор Иваныч, беда! Гиль в городе! По улице ходят толпами человек по двадцать и по пятьдесят с ружьем — кто с топором, кто с кольями и, небывалое дело, с пищалями даже…

— А ты и спужался? — досадливо и с насмешкой сказал Емельянов. — Я наказал стрельцам с пищалями караулить…

— Да нет, Федор Иваныч, не то: лютуют, грозят на тебя!..

— Тс-с-с!.. — зашипел Федор. И все спокойствие, вся уверенность его вдруг исчезли. — Чего орешь?! Слуг на меня поднять хочешь? Изменщик!..

— Федор Иваныч, кричат по городу, чтоб тебя и с женой побить, — зашептал подьячий, и губы его шевелились, как черви. — Стрельцов не видать. Решетки в улицах не заперты, сказывают, что стрельцы воеводу не слушают. Народ пускают из слобод в город… Ты бы супругу свою взял да как-нибудь…

— Пошто ж я ее повезу? Кому баба нужна, кто ее тронет?! — со злобой прервал Емельянов.

— Кричат, чтоб ее, и сына твоего, и тебя самого — всех убить. И меня тоже, Федор Иваныч…

— Опять орешь! — хрипло остановил Федор, хотя Филипп теперь говорил шепотом. — Чего ты весь дом мутишь! Меня побить хотят, я не ору, а ты надрываешься! Я их в бараний рог скручу!.. Утре стрельцы придут… Иди спать…

Шемшаков удивленно взглянул на Емельянова, не понимая, почему он его так выпроваживает.

— Федор Иваныч, я спать не пойду. Новое что станется — дам уведом, — дрожащим голосом сказал он.

— Ладно, ладно! — тяжело и нетерпеливо сказал Емельянов.

И Шемшаков поспешно выскочил вон из горницы…

Глава девятнадцатая

1

Несмотря на мороз, Иванка вспотел, мчась по улицам от Петровских ворот к Рыбницкой площади.

— Припоздал, припоздал, скачи! — кричали ему вдогонку ребята.

— Скинь шубейку-то, жарко! — насмешливо бросила от ворот какая-то девушка.

— Подбери, зайду! — крикнул ей на ходу Иванка и, сорвав с плеч нагольный тулупчик, подарок Первушки, в одной рубахе помчался дальше.

Рыбницкая площадь гудела, полная всяким народом. Сюда собрался весь Псков. У всех на устах были ненавистные имена Федора Емельянова, воеводы Собакина и Филиппа.

Два больших опрокинутых селитряных чана стояли среди площади. С этих чанов в торговые дни объявлялись царские повеления и воеводские указы, а в дни всегородних сходов обсуждались земские дела.

Когда Иванка вбежал на площадь, на одном из чанов без шапки стоял высокий, сухой, чернобородый стрелец Юхим.

— Где то видано, братцы, свой хлеб отдать да под окнами побираться?! А мы из города хлеб вывозить не дадим. А похочет кто силой взять, и пусть на стрелецки пищали наскочит. Побьем! — кричал стрелец на всю площадь.

— Побьем! Всем городом встанем! — отозвались из толпы.

— То и лад. Всем городом крепче стоять. Омельянов всем в городе знамый изменщик, и воевода с ним. Немцев пущают в город? — спросил стрелец.

— Пущают. Повседни у них пиры! — закричали вокруг.

— Голодом город морят? — продолжал Юхим.

— Заморили, проклятые! Намедни без соли, а ныне без хлеба!

— Челобитий наших к царю не пущают. Очи застят царю на правду. Вот и спрошаю братцы, кто они есть — изменщики али нет?

— Изменщики! Хуже немцев проклятых!

Иванка проталкивался сквозь толпу, пробираясь к стрельцу, где ожидал найти и Гаврилу.

— Стой тут тихо, куды ты, пострел! — досадливо одергивали его.

— Гонец я, со скорою вестью, — отозвался Иванка.

— К кому гонец?

— А туды… — Иванка кивнул головой к чану.

— Что за весть?

— Про то ведаю сам. Пустите-ка, братцы.

Иванка толкался, рвался, продирался и наконец, добравшись до дощанов, растерянно огляделся, не видя знакомых в пестром множестве лиц… В это время чернобородый стрелец Юхим, окончив речь, спрыгнул вниз с дощана, а на место его уже забрался мясник Леванисов.

— Кричать, господа, кричим, чтобы немцам хлеба не дать. Всем городом глотки дерем, а придет к ответу, не стали бы отрекаться… а чтобы не было между нами измены, крест поцелуем стоять заедино… — начал мясник.