— «К сему челобитью приписи дали…» — прочел Захарка. И вдруг, повернувшись к столу Гаврилы, Захарка быстро поднес бумагу к огню свечи. — Вот повинная — на! — воскликнул он. — Совратить на повинство чаял, нечистый! Дворянское отродье, изменщик!
Захарка сунул кулак в рожу Чиркина.
Чиркин кинулся на него. Захарка бросился вокруг стола с горящей бумагой в руках.
— Стой! Стой! — закричал кузнец. — Стой! Подай! — повелительно зыкнул он и хотел схватить лист, но обжегся и выронил к Захарке на стол…
Словно в испуге за свои бумаги, Захарка поспешно смахнул со стола челобитье и стал на полу тереть и топтать сапогом…
— Захарка! Захар! Что творишь! — зарычал кузнец и кинулся подбирать остатки.
— Чего тут теперь разберешь! — крикнул он, сунув Захарке в лицо горсть пепла.
— А я и с первого раза упомнил все — хошь, спишу наизусть! — успокоил его Захар. — Ух, я помнить горазд — слово в слово!
— Да приписи, приписи! Рукоприкладство чье было?! Ты сам ведь не чел!
— Ох, приписи?! Нет, я само челобитье… — с наивной растерянностью словно спохватился Захар.
Кузнец отмахнулся со злостью:
— А ну тебя, олух подьячий! Разума, что ли, тебе не хватает?.. Да ладно уж… помолчи!..
Дворянин опасливо покосился на земского старосту.
— Ладно, Чиркин, что ты не вчера попался: попал бы одиннадцатым на плаху… — сказал кузнец.
— Я выборный земский, как ты! — возразил дворянин.
— Вчера бы не разбирались: народ распалился. Ты с площади убежал, не видел, чего там творилось…
— Не место мне было там. Я сам дворянин, а тут… — оправдывался Чиркин.
— Да я разумею… — успокоил его Мошницын. — Тут вот письмо от дворян, что сидят заперты на подворье, — сказал он, выбрав одну из кипы бумажек, — плачутся, что корма им худы. Пойду проведать, да брюхо мое не дворянское: мужику хорошо, а дворянину и в глотку не лезет! Пойдем-ка вместе, Чиркин, отведай, ладны ль корма для дворян.
Чиркин вышел вместе с Михайлой из Земской избы. Михайла пошел с ним на подворье, зашел в палату к дворянам.
— Сказывали, пища худа? — спросил он.
— Голодно, — ответил один из дворян.
— Ну, ин Чиркин отведает, как она, — пообещал Михайла и шагнул за порог. Чиркин — за ним.
— Ты куда?! — остановил кузнец.
У Чиркина замерло сердце, он не мог сказать слова от неожиданности.
— Отведай кормов дворянских, — усмехнулся кузнец, загородив ему выход. — Ден через пять я зайду, скажи каковы.
— Хитер ты, кузнец, — сказал Чиркин.
— Не хитрее тебя. Ишь ты, сколь народу собрал к челобитью. Боюсь, еще жиже харчи у вас станут, — отозвался кузнец.
— Ну, смотри — хитри, да хвост береги! — произнес дворянин с угрозой.
— Была бы голова цела, а на хвост нам не наступишь! — огрызнулся кузнец. — Ну, сиди покуда. Прощай. — И Мошницын вышел.
Во Всегородней избе все вскочили и бросились к окнам, когда загудел сполох.
На дощане у Рыбницкой башни среди кучки народа стоял Гаврила. Люди уже бежали на площадь из разных улиц…
Площадь наполнялась народом. Из Земской избы подошли выборные. Взбирались на дощан, витались за руку с хлебником.
— Ну, Михайла, взялись мы с тобой за дела: я — Макария, ты — дворянина… Так-то дружно пойдет — всю измену прикончим, — дружелюбно сказал Гаврила.
Мошницын что-то пробормотал невнятно и неуверенно…
— Пошто звонить велел?! — громче нужного спросил Томила Слепой, стараясь держаться так, словно меж ним и хлебником все оставалось по-старому.
Но хлебник, словно не слыша его, шагнул вперед, на край дощана, и обратился к толпе, наполнившей площадь:
— Господа псковитяне! Меньшие и большие, попы и стрельцы и всех званий!
Шиканье и шепот промчались по площади от передних рядов до самых лавок. Все стихло, и в полной тиши хлебник внятно сказал:
— Господа, у нас нова измена!
— Выводи, Левонтьич! — крикнули снизу.
— И то, мы с Мошницыным двое ее выводим! — ответил Гаврила. — Во Всегородней избе сидел в выборных главный повинщик, Чиркин. Его Мошницын за караул посадил. Да еще измена была в Троицком доме: владыка Макарий к боярам писал отписку да чаял ее с Сумороцким послать. Владыку мы взяли за караул…
— На чепь его, Левонтьич!
— На чепь Макарку! — закричали в толпе.
— Сидит, — успокоил Гаврила и продолжал: — А в Троицком доме нашли мы от земского сыска сокрытых изменных и воровских людей — подьячего Шемшакова да отставного всегороднего старосту Подреза, стрелецкого голову Степана Чалеева да четверых дворян: Тучкова, Бутова, Сицкого и Балдина, а кой-то еще человек убег по задам, и неведомо, кто был.
— Всем городом станем ловить — поймаем! — выкрикнул рыбник Егорушка из толпы.
Народ зашумел, но Гаврила остановил шум.
— И в-третьих, измена, господа, наипущая! — крикнул Гаврила. — Владыка боярам писал и повинщик Чиркин тоже сказывал во Всегородней избе, что именем вашим, господа псковитяне, в Полоцке, граде литовском, наймуют конных литовцев на Русское государство, а деньги-де к найму от Всегородней избы и от вас…
— Когда ж мы те деньги давали?!
— Кто деньги слал?! Не статочно дело!..
— К ответу измену!
— Сыскивай корень, Гаврила Левонтьич! — разноголосо и возмущенно кричали вокруг.