Мне казалось, я на какое-то время трезвею. Даже не трезвею, а меня наполняет глухая ярость. Она поднимается откуда-то изнутри все выше и выше. Наполняя до краев, до самых граней. Она прочищает мне мозги, и гул стихает, заменяясь пульсацией бешенства и адреналина. И мне было плевать, что они все вооружены, а я нет. Я смотрела на Рика и слышала, как собственное сердце отстукивает в ушах реквием по этому мудаку. Он словно почувствовал мой взгляд и обернулся.
— Мара, я смотрю ты уже оклемалась? Иди сюда. Иди к нам.
Протянул мне руку, а я схватила его за запястье вывернула пальцы и изо всех сил дернула вниз. От неожиданности он завалился на землю. Удар в переносицу, и на меня фонтаном брызнула его кровь.
— Уберите суку бешеную. А-а-а-а, — взвыл он, и на меня накинулись со всех сторон, оттаскивая от ублюдка за волосы и за шкирку.
— А когда ты уже успел спеться с Фрайем, Рик? За спиной Нео? Ты. Подлая тварь. Скажи им, за сколько ты продался?
Он поднялся с земли и ударил меня в лицо с такой силой, что перед глазами потемнело, и пошли разноцветные круги.
— Заткнись, падаль, — ударил по ребрам, — Заткнись подстилка гребаная. Шлюха драная, — и снова ударил по лицу так, что кровь залила мне левый глаз, — Сука. Я тебе не Неон, я из тебя, твари, всю душу выбью.
Он бил меня ногами в лицо и по ребрам, пока другие держали за руки, а я даже не сопротивлялась. Мне вдруг стало хорошо. Мне вдруг стало не так больно внутри и захотелось, чтоб забил насмерть.
— Сраное никчемное мясо. Унесите ее в подвал и заприте без жрачки и воды. Сука.
Склонился ко мне, поднимая свешенную на грудь голову за волосы, а я изо всех сил харкнула ему кровью в лицо.
— Предатель. Гори в аду.
Ударил еще раз и я почувствовала, как уплываю в никуда. В то самое черное беспамятство, где наступает облегчение и боль отходит на второй план, уступая физической. Ее я умела терпеть. С ней я умела жить.
Я валялась в той же клетке куда меня посадил Мадан. На грязном тюфяке из соломы, и мне не хотелось открывать глаза. Я слышала, как меня кто-то зовет. Бьет по щекам, подносит воду к губам.
— Мара, давай же. Давай приходи в себя. Пожалуйстаааа.
Разлепила веки, глядя на встревоженное лицо Сары.
— Вот так. Давай, девочка, попей немного. Я ощупала тебя — переломов нет. Пару ссадин и царапин. Ты лекарство прими, и станет легче.
Сунула мне в рот таблетку.
— Ну же. Глотай.
Проглотила, только потому что она залила мне рот водой.
— Вот так. А теперь поешь. Я бульон в столовой украла.
Попыталась подняться, и меня ослепило болью под ребрами. Дааа. Вот так хорошо. Вот так намного лучше, иначе я просто не перенесу ту, другую. Она страшнее в тысячу раз.
Прислонилась к стене, трогая ладонью под грудью, куда ублюдок ударил несколько раз носком ботинка. Ребра не сломаны. Отметила на автомате и, глухо застонав, запрокинула голову, закрывая заплывшие глаза.
— Зачем рискуешь? На хрена тебе это надо? Только о жалости мне не рассказывай.
Я даже на нее не смотрела. Мне было все равно, что она ответит. Я не собиралась что-то для них делать. Я просто хотела сдохнуть. Вот здесь в этой клетке. Закрыть глаза и не открывать больше никогда.
— Ты спасла ребенка Лолы — такое здесь не забывают. Ты теперь сестра нам.
— Никто я вам. Уходи. Не рискуй. Оно того не стоит.
— Я помочь хочу, дура ты упрямая.
— Помочь хочешь?
Я схватила ее за горло, так неожиданно, что ее глаза округлились.
— Яду мне принеси или веревку покрепче.
Так же резко разжала пальцы, и Сара схватилась за горло, с удивлением глядя на меня.
— Не мясо ты… не та ты, кем кажешься.
— Тебе какая разница, кто я? Нет меня больше. Убирайся. Жратву своим забери. Не нужно мне ничего.
— Ну как знаешь. Хочешь дохнуть с горя — дохни. Только никто тебя туда не заберет. Черная душа у тебя. Злая. Грязная. Ты и сама знаешь. Не ищи легкой смерти — ее не будет. Валяйся и оплакивай его… он бы не валялся.
Я расхохоталась как ненормальная, раскачиваясь на матрасе и придерживая руками верх живота, который разрывало после ударов Рика и было больно смеяться.
— Он бы пустил себе пулю в лоб. Что ты понимаешь, Сараааа? Кого ты потеряла? Ребенка? Что ты знаешь о потерях, мать твою, что ты пришла меня учить как оплакивать своих мертвецов.
Встала с матраса и пошла на нее, а она попятилась к выходу из клетки.
— Я потеряла все. Мать, отца, брата, любимого, дочь, свою жизнь, имя.
Ты не знаешь, что такое терять. Ты понятия не имеешь, что это значит.
Я думала, она испугается и убежит, но она даже с места не сдвинулась.
— Это ты ничего не знаешь. Не суди о других. Не меряй, кто и сколько потерял. Каждая потеря болит. Каждая. Только я не сломалась, а ты…
— А я да. Я сломалась. Уходи отсюда. Не носи сюда ничего.