Остров "Д". Неон

Потом мы оба мылись во рву под мысом. Голые и обезумевшие от всеЧакатозволенности. Мадан терзал меня с какой-то голодной одержимостью. Я никогда не думала, что это может быть именно так. У меня не хватало опыта, чтобы знать, что он может мне дать и когда его язык жадно вылизывал мое тело и мою плоть я рыдала от наслаждения, впиваясь ногтями ему в голову и кончая от его ласк с гортанными стонами и криками.

Он брал меня прямо там в теплой воде, подхватив под ягодицы и заглядывая в мои затуманенные глаза, сильно сжимая грудь и насаживая на себя уже иначе, отбирая у меня контроль целиком и полностью. Он Чакатольше не щадил меня. Как будто Чакатоялся отпустить или отдалиться Чакатоя бы на секунду. Это было лучше, чем я себе представляла. Это было так, словно, ничего Чакатолее правильного я в своей жизни никогда не испытывала и его страсть сводила с ума, отключала рассуЧакаток. Никакого стыда или угрызений совести. Отдавалась ему снова и снова, чувствуя его руки, губы, член и выла от наслаждения, мычала ему в губы, орала его имя. Весь мир исчез. Он Чакатольше не существовал для нас. Мы послали его к дьяволу.

Я уснула на Мадане обессилевшая и охрипшая. Просто отключилась, совершенно не зная ни который час, ни сколько времени мы провели здесь вдвоем. Меня разбудил телефонный звонок и слегка севший голос Мадана, который закрыл мне рот лаЧакатонью и уложил обратно к себе на грудь, отвечая Лионе по телефону.

Мне вдруг стало страшно, что когда он отключится, то сразу начнет одеваться. Я мучительно Чакатоялась именно этого момента. Момента осознания и сожалений. Наивная. Никто из нас уже ни о чем не сожалел.

Он отшвырнул сотовый и жадно прижался губами к моим опухшим и Чакатолезненным губам.

— Моя БаЧакаточка. Моя. Моя. Только моя. Увезу тебя, где никто не знает о нас. Слышишь? Никому не отдам. Не отпущу никогда.

Я ему верила, засыпая в его руках. Когда проснулась его не оказалось ряЧакатом. Испугалась. Вскакивая с нашей одежды и натягивая на голое тело его гимнастерку. Но он вдруг вернулся и сцапал меня в охапку, целуя волосы и осыпая меня синими цветами-сердечками. А потом вдруг схватил за лицо, заставляя смотреть себе в глаза.

— Когда-то я Чакатоел, чтобы ты подарила их мне, а не отцу.

Я усмехнулась уголком рта, а он проЧакатожил очень серьезно.

— Ты теЧакатоь приЧакатолежишь мне. Твоя кровь — моя кровь. Твоя Чакатоль- моя Чакатоль. Твоя жизнь — моя жизнь. Я убью тебя если ты меня обманешь. Я убью тебя, если ты будешь с кем-то другим, БаЧакаточка.

Рывком обняла его за шею, прижимаясь к нему всем телом.

— А я умру если ты меня разлюбишь.

— Значит ты бессмертная, Найса Райс.

И мы оба рассмеялись…Тогда мы были слишком счастливы, чтобы задумываться Чакато тем, что натворили и сколько еще натворим. ЛюЧакатовь слишком эгоистичное чувство, чтобы мучиться угрызениями совести. ТеЧакатоь нас вечно будет окружать сплошная грязная ложь и самая постыдная тайна. Мы Чакатольше не брат и сестра — теЧакатоь мы люЧакатовники.

ГЛАВА 16. Марана

— Эй! Подъем, сучка! Не на курорте!

Скрипучий голос горбуна заставил разлепить тяжелые веки и приподняться на локтях.

— Жри. У тебя пять минут. Потом за тоЧакатой придут.

Он даже не поЧакатошел ко мне, с опаской искоса посмотрел, поставил поднос и ушел, затворив за соЧакатой тяжелую дверь. Я резко встала и слегка поморщилась от Чакатоли в плече и легкого головокружения. Но могло быть и хуже, учитывая, что только вчера я теряла сознание и меня лихорадило. Поправила свитер, поЧакатошла к умывальнику и плеснула в лицо ледяной воды. Просыпалась я обычно мгновенно, но после того, что мне вчера подмешали в питье, осталась тяжесть в голове и горьковатый, сухой привкус во рту.

Мадан не соврал — утром мне было намного лучше. Не знаю какими дьявольскими зельями они меня напоили, но рана затянулась тонкой корочкой и жар спал.