Остров дельфинов

В жизни его открылась новая глава, никак не связанная с прошлым. Ему казалось, что раньше он только существовал, а не жил по-настоящему. Потеряв в раннем детстве тех, кого любил, он боялся привязаться к кому-нибудь снова. Хуже того — он стал подозрительным и замкнутым в себе. Но теперь, на острове, в дружной товарищеской семье, опрокинувшей перегородки его сдержанности, он менялся с каждым днем. Рыбаки были дружелюбны, добродушны и не слишком надрывались на работе. Да и зачем им было надрываться: в этих краях постоянно тепло и достаточно закинуть в море сеть, чтобы быть всегда сытым. Чуть не каждый вечер люди собирались на берегу, чтобы потанцевать, посмотреть кинофильм или поужинать всем вместе. Ну, а если лил дождь — здесь за час выпадало несколько сантиметров осадков, — сидели у телевизора. Можно было смотреть передачи откуда угодно: благодаря спутникам связи расстояние между Островом Дельфинов и любым городом Земли преодолевалось менее чем за полсекунды. Островитяне видели все, что мог предложить им мир, сохраняя при этом все преимущества обособленности. Они пользовались, в сущности, всеми благами цивилизации и страдали лишь от немногих ее пороков.

Жизнь Джонни, разумеется, состояла не из одних только развлечений. Как и все островитяне в возрасте до двадцати лет (а некоторые и постарше), он должен, был ежедневно проводить несколько часов в школе.

Профессор Казан уделял много внимания делу образования, и на острове было двенадцать учителей — два живых и десять электронных. Почти

— обычное соотношение — изобретение обучающих машин в середине двадцатого века наконец поставило систему образования на научную основу.

Все счетно-решающие устройства на острове были соединены с ОСКАРОМ

— большой кибернетической машиной. ОСКАР делал для профессора переводы, выполнял значительную часть канцелярской и бухгалтерской работы, а иногда и участвовал в шахматных чемпионатах. Вскоре после появлени Джонни на острове ОСКАР тщательно проэкзаменовал его, чтобы установить уровень знаний, затем подготовил соответствующие магнитофонные ленты дл самообучения и отпечатал программу занятий. Теперь Джонни ежедневно проводил не менее трех часов за клавиатурой обучающей машины, усваива информацию и печатая ответы на вопросы, появлявшиеся на экране. Он мог сам выбирать время для занятий, но у него хватало ума не пропускать их. А если уж такое случалось, ОСКАР немедленно жаловался профессору или — еще хуже — доктору Кейту.

Впрочем, обоих ученых занимали сейчас куда более важные дела. Проработав целые сутки, профессор Казан перевел послание, доставленное Эйнаром, и угодил, можно сказать, прямо в тупик. Если уж выбирать дл характеристики профессора одно слово, то вернее всего было назвать его «миролюбивым». И вот, к великому огорчению ученого, ему предлагалось поддержать одну из ведущих войну сторон.

Он пристально смотрел на отпечатанное ОСКАРОМ послание, словно надеясь, что оно исчезнет. Но пенять он мог только на себя; в конце концов, не кто иной, как он сам добивался этого послания.

— Ну, профессор, — спросил, склонившись над контрольным устройством, усталый и небритый доктор Кейт, — что мы теперь будем делать?

— Не имею ни малейшего представления, — сказал профессор Казан. Подобно большинству талантливых ученых и очень немногим бесталанным, он никогда не скрывал, что чем-либо озадачен. — А что вы предлагаете?

— Мне кажется, это как раз тот случай, когда следует обратиться к нашему Консультативному комитету. Почему бы не потолковать с несколькими его членами?

— Неплохая идея, — сказал профессор. — Посмотрим, с кем можно связаться в это время суток.

Он вынул из ящика список имен и стал водить пальцем по столбцам.

— С американцами нельзя — они все спят. То же относится и к большинству европейцев. Остаются — посмотрим — Саха в Дели, Гирш в Тель-Авиве, Абдаллах в…

— Вполне достаточно! — прервал его доктор Кейт. — Не припомню такого случая, чтобы совещание принесло хоть какую-нибудь пользу, если в нем участвовало больше пяти человек.

— Правильно, попробуем вызвать этих.

Четверть часа спустя пять человек, разбросанных по всему земному шару, беседовали между собой, как если бы находились в одной комнате. Профессор Казан не потребовал установления телесвязи, хотя в случае надобности это было вполне осуществимо. Для обмена мнениями достаточно и звука.

— Господа, — начал он после обычных приветствий, — перед нами возникла проблема. Вскоре она будет передана на рассмотрение всего комитета, а может быть, куда более высоких инстанций. Но сначала мне хотелось бы узнать ваше мнение неофициально.

— Ха! — сказал крупнейший биохимик доктор Хассим Абдаллах, из Пакистана. Говорил он из своей лаборатории. — Вы уже раз десять «неофициально» запрашивали мое мнение, но я не помню случая, чтобы вы хоть в чем-то с ним посчитались.

— Но на сей раз будет иначе! — ответил профессор.

Торжественность его тона возвестила, что это не обычная дискуссия.