Слугарева больше всего беспокоил Пухов. Ведь он буквально преследует Дениса своим навязчивым до неприличия вниманием. В первое время чрезмерная любезность и доброта Юлия Григорьевича, его готовность оказать услугу смущали молодого ученого, он конфузился и не знал как вести себя. Пухов предлагал Денису добротные импортные вещи и всегда по сходной цене, доставал билеты в театры, приглашал на юбилеи столичных знаменитостей, пытаясь ввести его в круг "высшего общества". И к досаде Юлия Григорьевича, попытки эти были тщетными: Денис упрямо избегал "большого света", ссылаясь то на занятость по работе, то на плохое самочувствие. Впрочем, он действительно много работал, а отдых находил в скульптуре. Это было его увлечение - лепить в пластилине фигурки людей и животных, часто забавные, смешные. Лепил он и дружеские шаржи на свои знакомых. Страсть к пластическому искусству у него появилась внезапно, вдруг, когда он учился в университете. Однажды он как бы с сожалением признался отцу, что математика убила в нем скульптора, возможно весьма незаурядного. Пухов приглашал Дениса к себе домой, обильно угощал анекдотами и последними новостями, которые не попадали на страницы печати. Он был с избытком напичкан как международной, так и внутренней информацией, которой доверительно делился с Денисом. Однажды он под большие секретом сообщил Морозову, что ему удалось заполучить от своего заморского коллеги очень ценную научную информацию, поэтому мол, он пользуется особым доверием высоких инстанций. Ему доступно и позволительно то, что не позволительно другим ученым с мировыми именами.
И Денис верил всему, что говорил Пухов. У него не возникало ни малейших сомнений в достоверности или хотя бы точности россказней своего бывшего университетского профессора-эрудита. Однажды Юлий Григорьевич пожелал познакомиться с отцом Дениса.
Нельзя сказать, чтоб желание это обрадовало молодого ученого, только что защитившего докторскую диссертацию, минуя кандидатскую. Но окрыленный таким успехом - шутка ли: доктор в двадцать четыре года - Денис пригласил Пухова к себе домой.
Морозовы занимали теперь двухкомнатную отдельную квартиру в новом двенадцатиэтажном доме. Пухов с начальнической важностью осмотрел обе комнаты, обставленные более чем скромно, и сказал с напускной важностью:
- Мм-да… Скромность не всегда украшает человека.
Морозовы не поняли, что хотел сказать ученый муж, молча переглянулись, и Пухов пояснил, обращаясь к Тихону:
- Положение и талант Дениса дают ему право на лучшие условия. - Он стоял посреди комнаты Дениса, плечистый, с откормленным животом, и на пухлом лице его играла самодовольная улыбка. Юлий Григорьевич знал о большой привязанности сына к отцу и поэтому задался целью покорить сердце "простого работяги", завоевать его доверие. Он покровительственно похлопывал Тихона Кирилловича по плечу, предлагая свои услуги и, скромно хвастаясь своими связями и влиянием, прозрачно намекал, что для него нет ничего невозможного, что он может все. Разыгрывая роль доброго дядюшки-благодетеля, Пухов не мог до конца перевоплотиться, и повидавший в своей жизни всякого Тихон Морозов за словесной мишурой и милыми улыбками навязчивого благодетеля сумел разглядеть фальшь и корысть.
Пухов бесцеремонно, как хозяин или близкий друг семьи расхаживал по квартире Морозовых, трогал разные безделушки-сувениры, как будто оценивал их, все щупал и взвешивал. Нагловатая бесцеремонность и развязность были в крови Юлия Григорьевича, стали чертой его характера, сам он, возможно, и понимал, что это не лучшая черта, но избавиться от нее не мог и не очень старался. "Что за дурацкая манера все лапать?" - подумал Тихон, когда Пухов взял со стола красочную первомайскую поздравительную открытку и прочитал ее текст. Особенно покоробило Тихона преднамеренное выпячивание Пуховым своей главной роли в судьбе Дениса. Это звучало очень назойливо: не окажись рядом с Денисом профессора Пухова и не быть бы Денису тем, кем он есть сейчас. Тихон Кириллович знал другое - участие в судьбе Дениса академика Виноградова, и он как бы между прочим спросил Пухова, знаком ли тот с Иваном Матвеевичем.
- Ну как же, я ведь в каком-то отношении его ученик, - отвечал Пухов, и холодный сухой тон не соответствовал его словам: - Большой ученый, уважаемый. Но, как человек, очень сложный, противоречивый, с комплексом нетерпимости.
"Комплекс нетерпимости. Что сие значит?" - мысленно спросил Тихон и решил, что это что-то нехорошее.