Остров доктора Моро

На вольном воздухе крики звучали еще сильнее; в них как-будто выражались страдания всего мира, слившиеся в один голос. Однако, мне кажется, — об этом я давно думал, — что, если бы точно такое же страдание испытывалось кем-нибудь вблизи меня, но не выражалось бы никакими звуками, я отнесся бы к нему довольно хладнокровно. Жалость охватывает нас, главным образом, тогда, когда страдания проявляются голосом, терзающим наши нервы. Не смотря на блеск солнца и зелень деревьев, колеблемых свежим морским ветерком, все вокруг меня возбуждало во мне только смятение, и пока я находился в сфере криков, черные и красные призраки носились перед моими глазами.

V.В лесу

Я пробирался сквозь кустарники, покрывавшие склон позади дома, нисколько не заботясь знать, куда иду. Кругом меня росли густые и тенистые деревья с прямыми стволами и вскоре, через некоторый промежуток времени, я очутился на другом откосе, спускающемся к ручейку, который тек по узкой долине. Я остановился и прислушался. Расстояние ли, пройденное мною, или масса кустарников ослабили все звуки, которые могли исходить из-за ограды. В воздухе было тихо. Вдруг с легким шумом появился кролик и скрылся за холмом. Я уселся в тени на берегу. Место было восхитительное. Ручеек скрывался среди роскошной растительности, покрывавшей оба его берега, за исключением одного места, где мне можно было видеть отражение ее в сверкающей воде. С другой стороны, сквозь голубоватый туман я заметил деревья и лианы причудливых очертаний, а над ними высилось яркое голубое небо. Здесь и там пятна белого и алого цвета обнаруживали пучки цветков ползучих растений. С минуту мои глаза блуждали по этому пейзажу, затем мысли снова возвратились к удивительным особенностям слуги Монгомери. Однако, под палящим зноем невозможно было долго размышлять, и вскоре мною овладело какое-то оцепенение, нечто среднее между дремотой и бдением. Неожиданно я был пробужден, не знаю, через сколько времени, каким-то шумом среди зелени противоположной стороны ручья. Некоторое время мне не было видно ничего, кроме колеблющихся вершин папоротников и камышей.

Вдруг на берегу ручья появилось существо, и с первого мгновения я не мог разобрать, что это такое было. Какая-то голова наклонилась к воде и начала пить. Тогда мне стало видно, что это человек, ходивший на четырех лапах, подобно четвероногому животному.

Он был одет в одежду голубоватого цвета. Его кожа имела медно-красный оттенок, на голове росли черные волосы. Казалось, что изумительное безобразие являлось неизменной характеристикой всех жителей этого острова. Я слышал шум, производимый им от вбирания воды.

Я наклонился вперед, чтобы лучше его рассмотреть, кусок лавы откололся под его лапы и с шумом покатился вниз по склону. Существо испуганно подняло голову и встретило мой взгляд.

Вслед затем оно встало на ноги и, не спуская с меня глаз, принялось неуклюже вытирать рот. Его ноги были почти в два раза короче туловища. Может быть, в течение целой минуты мы оставались в таком положении, оба в смущении созерцая друг друга.

Потом он скрылся среди кустов, придерживаясь направления право и один или два раза останавливаясь, чтобы оглянуться назад; я слышал мало-помалу затихающий в отдалении треск сучьев. Долго еще, после его исчезновения, продолжал я стоять, устремив глаза по тому направлению, по которому он убежал. Но спокойная беспечность уже не возвращалась ко мне.

Какой-то шум позади заставил меня задрожать и при быстром повороте передо мной мелькнул белый хвост кролика, исчезавшего за вершиной холма.

Появление уродливого создания, наполовину зверя, неожиданно взволновало мое воображение и нарушило тишину полуденного времени. С беспокойством я оглядывался вокруг себя, сожалея о том, что лишен оружия. Потом мне пришла в голову мысль, что этот человек был одет в голубую бумажную ткань, тогда как дикарь был бы нагим. Кроме того, я старался себя убедить, что он, по всей вероятности, мирного характера, и что его мрачный и дикий вид еще ни о чем не свидетельствует. Однако, появление такого существа сильно меня беспокоило.

Я двинулся вперед и направился в левую сторону вдоль холма, и, внимательно озираясь вокруг, пробирался среди прямых стволов деревьев.

Почему человек шел на четырех лапах и лакал воду из ручья? — не выходило у меня из головы. Вскоре послышались новые стоны и, думая, что эти стоны принадлежат пуме, я повернул прямо в противоположную сторону.

Это привело меня снова к ручью, пройдя который, я продолжал пробивать себе дорогу сквозь кустарник, росший на противоположном берегу.