Остров доктора Моро

Им было все труднее ходить, и не смотря на стыд, который они должны были испытать время от времени, я заставал того или другого из них бегающим на четвереньках и совершенно неспособным восстановить вертикальное положение тела. Руки их хватали предметы не так ловко. Каждый день они пили, лакая воду, грызли и рвали вместо того, чтобы жевать. Теперь яснее, чем когда-либо, мне вспоминались слова Моро об их упрямом и упорном зверстве. Они превращались в бессловесных животных очень быстро. Некоторые и это были прежде всего, к моему большому удивлению, самки начали пренебрегать самыми элементарными правилами благопристойности и почти всегда с умыслом. Предания, внушающие почитание закона, ясно теряли свою силу. Мой Человек-Собака впадал, мало-помалу, в свои собачьи наклонности, день за днем он превращался в немое четвероногое и покрылся шерстью прежде, чем я мог заметить переход от товарища, ходившего рядом со мною, в собаку, все вынюхивающую что-то, постоянно находящуюся настороже, то забегающую вперед, то отстающую. Наряду с возраставшей дезорганизацией страшное загрязнение оврага, и раньше не представлявшего приятного жилища, заставило меня покинуть его, и, пройдя остров, я устроил из ветвей в середине развалин сгоревшего жилища Моро убежище. Неопределенные воспоминания страданий животных делали из этого места самый надежный угол для меня.

Было бы невозможно отметить каждую мелочь постепенного превращения этих чудовищ в прежних животных и сказать, как с каждым днем они теряли человеческий облик; как они пренебрегали одеждой и отбросили, наконец, всякий признак ее; как начала расти шерсть на частях тела, выставленных наружу; как лбы их делались более плоскими, а челюсти выдвигались. Перемена происходила медленно и неизбежно; для них, как и для меня, она совершалась почти незаметно, не производя сильного впечатления. Я чувствовал еще себя в их среде в полной безопасности, не боясь нападений, но не мог предохранить их от постепенного падения, допуская тем утрату всего того, что им было внушено человеческого.

Но я начал бояться, чтобы вскоре это изменение не обнаружилось. Мое животное, Сен-Бернар, последовало за мною в мой новый лагерь, и его бдительность позволяла мне иногда спать почти спокойно. Маленькое розовое чудовище, тихоход сделалось слишком робким и покинуло меня, чтобы возвратиться к своим естественным привычкам лазания по ветвям деревьев. В этом состоянии равенства мы были точно в клетке, населенной различными животными, которых показывают некоторые укротители, после того как укротитель покинул ее навсегда.

Однако существа, населявшие остров, не превратились в точно таких зверей, каких читатель может видеть в зоологических садах — обыкновенных волков, медведей, тигров, быков, свиней или обезьян. Было нечто странное в их натуре; в каждом из них Моро смешал одно животное с другим; одно, быть может, было более всего похоже на быка, другое на животное кошачьей породы, третье — на медведя, но каждое сочетало в себе нечто, принадлежащее созданию иной породы, и такая, так сказать, обобщенная животность проявлялась в их характерах. Определенные черты, свойственные человеческой расе, по временам давали себя знать среди населения острова: так, замечался кратковременный возврат дара слова, неожиданное проворство передних оконечностей или жалкие попытки принять вертикальное положение.

Без сомнения, со мною также произошли странные перемены. Одежда висела на мне клочьями, сквозь нее проглядывала темно-красная кожа. Мои длинные волосы совершенно спутались, и мне часто говорят, что и теперь еще мои глаза обладают особенным блеском и удивительною быстротою.

Вначале я проводил дня на песчаном берегу, рассматривая горизонт и прося Провидение о помощи. Мой расчет на ежегодное прибытие к острову шкуны «Chance-Rouge» не оправдался. Пять раз на горизонте показывались паруса и три раза — клубы дыма, но ни одно судно не пристало к берегу. У меня всегда был наготове громадный костер; однако, вне всякого сомнения, вулканическое происхождение острова делало все объяснения излишними.