Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира

Помнится, в первый приезд в Британию, странствуя по книжным магазинам, я поразился, сколько места в них уделено «путеводителям для пешеходов». Мне это показалось нелепым и комичным — там, откуда я прибыл, люди обычно передвигаются на двух ногах, не прибегая к письменным инструкциям, — но со временем я узнал, что в Британии существуют два вида ходьбы, а именно: обычный, когда идешь в паб и, если повезет, возвращаешься домой, и более суровый, требующий крепких ботинок, планов Картографического управления в пластиковых кармашках, рюкзаков с сэндвичами и термосами с чаем, а на последних этапах — еще и шорт цвета хаки в неподходящую погоду.

Многие годы я наблюдал этих пешеходов, взбирающихся на скрытые в облаках вершины в мокрую и ветренную погоду, и считал, что вижу настоящих сумасшедших. А потом мой старый друг Джон Прайс, который вырос в Ливерпуле, а юность провел, выделывая безумные трюки на утесах Озерного края, уговорил меня отправиться с ним и еще парой друзей пошляться — он использовал именно это слово — на уик-энд по Хэйстексу. Думаю, меня подкупили как раз слово «пошляться» и название Хэйстекс («сеновал»), сулившие на слух много выпивки и убаюкавшие мою природную осторожность.

— Ты уверен, что это не слишком трудно? — спросил я.

— Нет, просто прогулка, — настаивал Джон.

Ну конечно же, вышло что угодно, только не прогулка. Мы часами карабкались по бесконечным отвесным склонам, через грохочущие осыпи и каменистые взгорки, огибая уходящие в небо скальные бастионы, и наконец вышли в холодный, бледный, возвышенный, нездешний мир, столь отдаленный и неприступный, что даже овцы дивились при виде нас. Над ним высились еще более высокие и далекие вершины, совершенно невидимые с черных ленточек шоссе, оставшихся далеко внизу. Джон с приятелями играли моей тягой к жизни самым жестоким образом: видя, что я отстал, они устраивались, развалившись под валунами, курили, болтали и отдыхали, но едва я догонял их в надежде передохнуть и услышать несколько слов ободрения, они тут же поднимались и двигались дальше размашистой мужественной походкой, так что мне приходилось тащиться следом без остановки. Я задыхался, ныл и отплевывался, соображая, что в жизни не занимался ничем столь противоестественным, и клялся никогда не повторять этой глупости.

Но, как раз когда я готов был лечь и потребовать носилки, мы преодолели последний взлет и вдруг, словно по волшебству, оказались на вершине земли, на небесной платформе, среди океана горных валов. Никогда еще я не видел ничего красивее.

— Чтоб мне сдохнуть, — произнес я в порыве красноречия и понял, что попался на крючок.

С тех пор я хожу с ними всегда, когда они соглашаются меня взять, и никогда не жалуюсь и даже научился заправлять брюки в ботинки. Я не мог дождаться завтрашнего дня.

Паром причалил, и я шагнул на палубу вместе с другими. Озеро Уиндермир выглядело безмятежным и неимоверно притягательным под мягкими лучами солнца. На его стеклянной глади, вопреки обыкновению, не было ни одной прогулочной лодки. Сказать, что Уиндермир популярен у любителей лодочных прогулок, означало бы безрассудно флиртовать с недооценкой. Около 14 000 моторных лодок — позвольте повторить: 14 000 — зарегистрированы на этом озере. В иной летний день на воде одновременно оказываются до 1600 моторок, причем многие, глиссируя на сорока милях в час, тянут за собой водных лыжников. Это не считая всех тысяч плавучих объектов иных типов, способных выходить на большую воду и не нуждающихся в регистрации: челноков, парусных лодок, буеров, каноэ, резиновых лодочек, надувных матрасов, разных экскурсионных корабликов и старого пыхтящего парома, на котором я теперь плыл, — и все ищут для себя клочок воды, куда могла бы втиснуться лодка. Стоя на берегу августовским воскресеньем и глядя на густые стада лодок и лодочек, поневоле разинешь рот и схватишься за голову.