Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира

Я выбрал заведение, которое снаружи выглядело не хуже других — оно обещало цветное телевидение и кофеварку в номере, а мне больше ничего и не требуется, чтобы с уютом провести субботнюю ночь, — но едва переступил порог и вдохнул запах сырой штукатурки и отставших обоев, как понял, что выбрал не то. Я готов был развернуться и бежать, но владелец уже вышел из комнаты и остановил мой побег негостеприимным:

— Да?

Короткая беседа обнаружила, что за комнату на одного с завтраком берут 19.50 — мягко говоря, грабеж. Остаться в таком сомнительном заведении за столь непомерную цену и думать было нечего, поэтому я сказал:

— Меня это устроит, — и поселился.

Очень трудно сказать «нет».

Комната оправдала все мои ожидания — она оказалась холодной и безрадостной, с меланиновой мебелью, колючим ковром и теми таинственными пятнами на потолке, которые приводят на ум забытый в номере наверху труп. Ледяные пальцы ветра пробирались сквозь щелястую раму единственного окна. Закрывая занавески, я уже не удивлялся, что их пришлось основательно подергать, заставляя сойтись, и что на середине они так и не встретились. На подносе стояло все, что нужно для кофе, но чашки были — позвольте выразиться снисходительно — отвратительны, а ложки прилипли к подносу. Ванная комната, тускло освещенная огоньком, загоравшимся, если дергали за шнурок, обнаружила выщербленные плитки пола и многолетнюю грязь, набившуюся во все углы и щели. Я рассмотрел желтую кайму на ванне и раковине и понял, куда хозяин девает свою мокроту. Не могло быть и речи о том, чтобы влезть в эту ванну, и я плеснул холодной водой в лицо, вытерся шершавым, как наждак, полотенцем и с радостью вырвался наружу.

Я долго прохаживался по набережной, чтобы нагулять аппетит и провести время. Прогулка вышла чудесная. Тихий пронзительный воздух, ни души кругом, хотя в окнах отелей по-прежнему весело кивали седые головы. Может, проходил съезд страдающих болезнью Паркинсона? Я прошел набережную из конца в конец, наслаждаясь морозным осенним воздухом и чистой красотой окружения: мягким сиянием отелей слева, чернильной пустотой беспокойного моря справа и россыпью мигающих огоньков на мысах Орм — Большом и Малом.

Я поневоле заметил — теперь это просто бросалось в глаза, — что почти все отели и пансионы на вид заметно превосходили мой. И почти все без исключения носили имена, оказывающие честь другим местам: «Уиндермир», «Стратфорд», «Клавелли», «Дерби», «Сент-Килда» и даже «Торонто», словно хозяева опасались, как бы напоминание, что они в Уэльсе, не оказалось слишком тяжелым ударом для клиентов. Только одно заведение с названием «Гвели а брекваст» — постель и завтрак — намекало, что я все же, строго говоря, за границей.

Я съел простой обед в маленьком неприметном ресторанчике недалеко от Мостин-стрит, после чего, не чувствуя желания возвращаться в свою мерзкую комнату в состоянии полной трезвости, отправился на поиски паба. В Лландидно на удивление мало этих жизненно важных заведений. Я немало отшагал, пока не нашел один, выглядевший хоть отчасти привлекательно. Изнутри он оказался типичным сельским пабом — и был основательно набит, в основном молодежью. Я сел у стойки, подумав, что так смогу подслушать разговоры соседей и скорее привлеку внимание, когда моя кружка опустеет, однако ни то ни другое не оправдалось. Музыка и общий шум мешали расслышать разговоры, и слишком много жаждущих требовали внимания по всему залу, чтобы единственный бармен вовремя замечал пустой стакан и мое умоляющее лицо.

Итак, я сидел и пил пиво, когда его удавалось заполучить, а в промежутках наблюдал, чем обычно занимаюсь в подобных обстоятельствах, как завсегдатаи, прикончив свою пинту, подставляют бармену кружку с ошметками пены и золотыми каплями на краях и как тот осторожно наполняет ее с легким переливом, так что излишки пены, полной невидимых бактерий, смывая налипшие крошки закуски, стекают по краям кружки на особый поднос, с которого их методично — я бы сказал, научно — возвращают посредством тонкой пластиковой трубочки обратно в бочку в погребе. Там эти крошечные капли нечистот будут плавать и смешиваться с другими каплями, как хлопья пыли в аквариуме с золотыми рыбками, пока их снова не призовут в чью-то кружку. Если уж мне приходится пить раствор крошек и чужой слюны, я предпочел бы проделывать это в уюте и веселье, сидя в виндзорском кресле у пылающего камина, но такая мечта выглядела совершенно неосуществимой. Как часто случается при таком раскладе, я ощутил внезапное отвращение к пиву и, покинув насест табуретки, возвратился на свою набережную, чтобы лечь спать пораньше.