Остров Эллис

Он торопливо допил свое пиво. Джейк был единственный белый в этом баре и понимал, что он привлекает к себе внимание. Роско сказал ему, что он, черный, не может войти в бар для белых. Гарлем, который всего несколько лет назад был районом только для белых, районом проживания среднего класса, с невероятной быстротой заселялся чернокожим населением, что порождало бесчисленные расовые конфликты и формировало отношения на многие следующие поколения.

— Написал какие-нибудь хорошие песни? — спросил Джейка Роско.

— Я написал бесчисленное количество песен, но, похоже, хороших среди них нет. По крайней мере, Абе их таковыми не находит.

— Позволь, я скажу тебе кое-что об Абе Шульмане: он поддерживает только беспроигрышные варианты. И никогда в жизни он не публиковал песен никакого неизвестного автора. Он предоставляет другим возможность рисковать с неизвестными авторами, а затем он выкрадывает их. Ты с Абе теряешь время. Отдай свои песни в другое издательство.

— Но это не очень честно. И, кроме того, он дал мне работу.

— И что? Что не очень честно? Ты пытался предложить свою песню кому-нибудь их исполнителей? Я имею в виду, профессионалов?

— У меня нет времени «проталкивать» мои собственные песни. Абе платит мне за то, чтобы я рекламировал его.

— А ты, что, его раб? Скажи ему, пусть катится… — бросил Роско.

— Ну, я отправил почтой «О, мой музыкант в стиле рэгтайм» Норе Байес, но она вернула мне конверт нераспечатанным.

— А что это за «О, мой музыкант в стиле рэгтайм»?

— Это моя песня номер тридцать шесть.

— Сыграй мне эту песню номер тридцать шесть.

Джейк огляделся вокруг. Было девять часов утра, и узкий длинный бар был почти пустым.

— Она не очень хороша, — сказал Джейк, ставя свой бокал на стойку.

Роско посмотрел ему в лицо.

— А что не так? — спросил он. — Твоя музыка слишком хороша для черных?

Джейк изумленно уставился на него.

— Ты что? Конечно, нет! Почему ты сказал такое? Просто я хотел сказать, что песня не очень хорошая…

— А ты не позволишь мне судить об этом? Кроме всего прочего, именно я помог тебе попасть в эту чертову страну. И ты должен мне, по крайней мере, песню.

Джейк вытер рукавом губы, подошел к пианино и сел за него.

— Я написал ее, думаю о Норе Байес, — сказал он.

Он начал играть и петь. Роско слушал его из глубины бара.

«Одни женщины влюбляются в миллионеров,
Другие в представителей высшего света,
А мой герой совсем не аристократ, — пел Джейк, —
Он просто бедный музыкант.
Но когда он играет рэгтайм,
У меня начинает бешено колотиться сердце».

Протиравший бокалы толстый негр за стойкой улыбнулся.

— Мне нравится! — крикнул он. — Хорошая песенка, малыш! А ты как думаешь, Роско? Тебе нравится?

— Кое-что от гения у него есть, — ответил Роско, направляясь к пианино. — А как ты отнесешься к тому, если эту песню исполнит черная певица.

Джейк взглянул на него с удивлением.

— Что за вопрос? Ее может исполнить и розовая певица! И алая тоже!

— Давай мы предложим ее Флоре Митчум.

— А кто это, Флора Митчум? — спросил он, выходя из-за пианино и направляясь к Роско.

— Одна из лучших цветных певиц Нью-Йорка, — ответил Роско, кидая на стойку бара серебряный доллар. — Которая по совместительству является также моей подружкой.

На следующий вечер, сидя рядом с Роско в театре на каком-то второразрядном водевиле и наблюдая за выступлением третьеразрядного жонглера, Джейк почувствовал какое-то странное напряжение. Подобно большинству по-настоящему талантливых людей, даже в худшие моменты их жизни, в моменты крушения надежд и отчаяния, какой-то внутренний голос им шептал:

«Ты талантлив. У тебя есть, что дать миру, и мир будет благодарен тебе за это».

А сейчас тот же голос шептал ему:

«Сегодня вечером! Что-то совершенно необыкновенное должно произойти сегодня вечером».

Они сидели в первом ряду балкона, потому что балкон был единственным местом, где мог сидеть Роско. А под ними до отказа забитый белыми партер демонстрировал, что ему наскучил жонглер, шипением, покашливанием и свистками. Белые жонглеры пропотели весь свой номер и удалились под редкие аплодисменты. Два капельдинера в форме сменили афишу по обеим сторонам авансцены. Новая афиша возвещала:

ФЛОРА МИТЧУМ

БУРНАЯ, КАК МОРСКАЯ ВОЛНА, ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА

Пианист взял несколько вступительных аккордов, и из-за занавеса появилась Флора.