Остров фарисеев

- Вы, случайно, не питомцы Оксфорда? - спросил он так, словно ответ на этот вопрос мог разрешить проблему их ночлега. - Колледж святой Марии? Да неужели? А я из колледжа святого Павла. Моя фамилия Лэдимен, Биллингтон Лэдимен; возможно, вы помните моего младшего брата. Я могу предложить вам комнату здесь, у себя, если вы сумеете обойтись без простынь. Я на два дня отпустил экономку, и она, по глупости, захватила с собой ключи.

Шелтон с радостью согласился, решив, что тон священника вполне естествен для человека его профессии и вовсе не свидетельствует о высокомерии.

- Вы, я думаю, проголодались за день ходьбы. Боюсь, у меня в доме... м-м... ничего не найдется, кроме хлеба. Я мог бы вскипятить вам воды: горячая вода с лимонным соком все же лучше, чем ничего.

Он провел их в кухню, разжег там огонь и поставил чайник; потом он вышел, чтобы они могли снять промокшую одежду, и вскоре вернулся, неся старые, порыжевшие пиджаки, ковровые ночные туфли и одеяла. Путники переоделись и, налив себе по стакану кипятку, последовали за хозяином в его кабинет, где, судя по разложенным на столе книгам, он перед их приходом готовил свою проповедь при слабом свете лампы.

- Мы причинили вам бездну хлопот, - сказал Шелтон. - Вы, право, очень любезны.

- Ну, что вы, - ответил священник. - Мне только жаль, что в доме ничего нет.

Такая бедность особенно поражала при воспоминании о плодородии тучных полей, мимо которых путники проходили днем; голос священника, вылетавший из бескровных губ, звучал трагически, хотя он и не сетовал на горькую судьбу. Голос этот был какой-то особенный; казалось, что его обладатель знаком и с богатством и с красотой, но глубоко презирает пошлую потребность в деньгах, тогда как глаза - бесцветные глаза аскета - говорили яснее слов: "О, как бы я хотел сам испытать, что значит возможность хотя бы раз в год истратить лишний фунт или два!"

Все тут было куплено по дешевке; никакой роскоши, - недоставало даже самого необходимого. Комната была унылая и пустая; потолок потрескался, обои выцвели, и лишь книги, аккуратно расставленные на полках, выделялись среди этого запустения глянцевитой кожей своих корешков с тисненым на них гербом.

- Мой предшественник привел дом в плачевное состояние, - сказал священник. - Мне говорили, правда, что бедняге приходилось очень туго. К несчастью, в наши дни, когда приходы приносят так мало, трудно ожидать чего-то другого. А он был человек женатый, имел большую семью...

Крокер, уже успевший выпить дымящийся напиток, сидел в своем кресле, улыбаясь, и клевал носом; вид у него был довольно забавный: он наглухо застегнул черный пиджак и, завернув ноги в одеяло, протянул их к слабому пламени только что зажженного в камине огня. Шелтон же совсем перестал чувствовать усталость; необычная обстановка давала пищу его мозгу; он украдкой разглядывал убогое жилище, и все - комната, священник, мебель, даже сам огонь - вызывало в нем такое чувство, словно он видел перед собою ноги, торчащие из коротких, не по росту брюк. Но Шелтон догадывался, что под окружающей его скудостью скрывается что-то другое - что-то возвышенное и сугубо отвлеченное, что исключало всякую возможность участливых расспросов. И, повинуясь овладевшему им нервному возбуждению, он вдруг воскликнул:

- Зачем только священники обзаводятся такими большими семьями!

Легкая краска проступила на щеках хозяина, - ее появление было неожиданным и странным; в это время Крокер хмыкнул, как хмыкает человек, который задремал, но не хочет этого показывать.

- Да, это, конечно, приводит к печальным последствиям, - пробормотал священник, - в большинстве случаев.

Шелтон хотел было переменить тему разговора, но в эту минуту злополучный Крокер вдруг всхрапнул. Будучи человеком действия, он уже крепко спал.

- Большая семья, - поспешно произнес Шелтон, увидев, как взметнулись вверх брови священника, когда он услыхал храп, - это, можно сказать, почти преступление.

- Да как же это может быть преступлением?

Шелтон почувствовал, что ему нужно чем-то подкрепить свою мысль.

- Право, не знаю, - сказал он, - только уж очень много слышишь о таких семьях - я имею в виду семьи священников. У меня самого два родных дяди...

На лице священника появилось новое выражение: он плотнее сжал губы, чуть выставив вперед подбородок. "Ну, прямо настоящий мул!" - подумал Шелтон. Глаза священника тоже изменились: они стали более серыми, колючими и чем-то похожими на глаза попугая. Шелтону теперь совсем не нравилось его лицо.

- Я думаю, что в этом вопросе мы с вами, пожалуй, не поймем друг друга.

Шелтону стало стыдно.

- Впрочем, мне, в свою очередь, хотелось бы задать вам один вопрос, сказал священник, как бы снисходя до Шелтона и показывая, что он готов продолжать разговор на затронутые им низменные темы. - Чем же вы оправдываете брак, если не тем, что он диктуется законами природы?

- Я говорю просто то, что думаю.

- Дорогой мой сэр, вы забываете, что материнство для женщины величайшее счастье.