Остров фарисеев

Перед домом, окаймляя продолговатую зеленую лужайку между дорогой и посыпанной гравием аллеей, росли вязы - самые почтенные на свете деревья, в которых гнездились грачи - самая консервативная из всех существующих на свете птиц. Огромная осина - чувствительное творение природы - тряслась и дрожала немного поодаль, как бы извиняясь за свое появление в столь невозмутимо спокойном обществе. Порой ее посещала кукушка, которая прилетала раз в год, чтобы поиздеваться над прочным укладом! жизни, но она редко задерживалась надолго, так как мальчишки, выведенные из себя ее непостоянством, принимались швырять в нее камнями.

Деревенька, приютившаяся в лощине, еще не избавилась от страха перед автомобилями. Эта группа однообразных коттеджей с остроконечными крышами была постоянно овеяна запахом сена, навоза и роз, а сейчас к этим запахам, простого, смиренного существования примешивался аромат цветущей липы. За лощиной возвышалась церковь с квадратной колокольней, хранившая в своих серых стенах летопись жизни деревенской паствы - перечень рождений, смертей и свадеб, даже рождений незаконных детей, даже смертей самоубийц и, казалось, протянувшая над головами простых смертных невидимую руку господскому дому. Благопристойные и чинные, эти две крыши привлекали к себе взоры и, словно сговорившись затмить все вокруг, заслоняли собой более скромные постройки.

Июльское солнце светило прямо в лицо Шелтону всю дорогу от Оксфорда до Холм-Окса, и все же он был очень бледен, когда, пройдя по аллее, подошел к дому и позвонил.

- Миссис Деннант дома, Добсон? - спросил он степенного дворецкого в ливрее - старого слугу, считавшего, что до полудня дворецкий непременно должен носить цветные штаны, чтобы его не спутали с лакеем.

- Миссис Деннант, - отвечал сей почтенный муж, поднимая голову, и на его круглом безбородом лице появилось любезно-виноватое выражение, какое бывает у слуг, долго проживших в хорошей семье, - миссис Деннант ушла в деревню, сэр, но мисс Антония в угловой гостиной.

Шелтон пересек низкий холл, отделанный деревянными панелями, с окном в глубине, сквозь которое виднелась мирная зеленая лужайка. Поднявшись по шести широким низким ступеням, он остановился. Из-за двери до него доносились приглушенные звуки гамм; Шелтон стоял, весь во власти охватившего его волнения, сердце его стучало так громко, что в ушах шумело, и он почти не слышал рояля. С застывшей на лице улыбкой он тихо повернул ручку двери.

Антония сидела за роялем; голова ее слегка покачивалась в такт движению пальцев, а изящные ступни мерно двигались, нажимая на педали. Она, как видно, только что играла в теннис: на стуле валялись небрежно брошенные ракетка и берет. На ней была синяя юбка и кремовая блузка без воротника. Лицо ее раскраснелось, брови были чуть нахмурены; пальцы быстро бегали по клавишам, и она наклонялась то в одну, то в другую сторону, отчего шелк рукавов то натягивался, то повисал свободными складками.

Шелтон стоял и смотрел, не отрывая глаз, на ее губы, беззвучно отсчитывающие такт, на пышный ореол белокурых волос, на темные брови, сбегающие к переносице, на нежные щеки с еле заметной синевой под глазами, голубыми и прозрачными, как лед, на чуть заостренный подбородок без ямочки на это далекое и такое милое, чуть тронутое загаром и холодно-безмятежное лицо.

Антония повернула голову и, вскочив со стула, воскликнула:

- Дик! Вот хорошо!

Она протянула ему обе руки, но ее улыбающееся лицо яснее слов говорило: "Только не надо сентиментальностей!"

- Разве вы не рады мне? - пробормотал Шелтон.

- Не рада вам? Ну и смешной же вы, Дик! Как будто вы сами не знаете... О, да вы сбрили бороду!.. Мама с Сибиллой пошли в деревню навестить старенькую миссис Хопкинс... Пойдемте в сад. Тея и мальчики играют в теннис... Как замечательно, что вы приехали!

Антония схватила берет. Почти одного роста с Шелтоном, девушка сейчас казалась еще выше, - она стояла, подняв руки, и широкие рукава ее блузки трепетали, словно крылья, от движения пальцев, прикалывающих берет к прическе.

- Мы, пожалуй, еще успеем сыграть партию до завтрака. Вы можете взять мою вторую ракетку.

- У меня ничего нет с собой, - растерянно сказал Шелтон. - Мне не во что переодеться.

Она спокойно оглядела его с головы до ног.

- Можете взять что-нибудь у Бернарда, у него масса всяких вещей. Я вас подожду.

Она взмахнула ракеткой, посмотрела на Шелтона и, крикнув: "Только быстро!", исчезла.

Шелтон взбежал наверх и стал переодеваться, чувствуя себя неловко, как всякий человек, натягивающий чужое платье. Когда он спустился, Антония стояла в холле, напевая песенку и постукивая ракеткой по туфле; она широко улыбалась, показывая белые, как жемчуг, зубы. Взяв ее за рукав, он прошептал:

- Антония!

Яркий румянец залил ее щеки; она повернула голову и посмотрела через плечо.

- Пошли, Дик! - крикнула она и, распахнув стеклянную дверь, выбежала в сад.

Шелтон последовал за ней.