Остров гуннов

На улице – толпы, словно прорвало плотину. Народ, кого я считал безучастным ко всему, не узнать. Люди проснулись, привычный ритуал общественной жизни с обязательностью скучных дел, рассудочной важностью спешащих высказаться речей на собраниях, то, что угнетало шелухой привычных идей, – все исчезло.

Открылось, что все зрелища и «позоры», прикладные мысли книг представителей элиты – политиков, куртуазных дам, создателей мод, рестораторов, непонятные творения ученых-книжников, пытающихся отвечать на глубинные вопросы бытия, все проекты, уходящие в бесконечность, к божественному совершенству, которыми люди заполняют свою жизнь, делая ее осмысленной, – все оказалось ребяческой иллюзией безмятежного бессмертия. И теперь безжалостно падало в пропасть геологической катастрофы.

Во всей прошлой суете не оказалось места ответственности за планету, с которой и надо было начинать.

Только сейчас люди ясно осознали, что не ради них жила власть. Оказалось, что сейчас она даже не в стороне, а прямо убивает их.

Владельцы заводов, пароходных компаний, доходных домов, земли и огромных стад скота ощутили ничтожность их богатства, осознав, что всего не ухватить, унести бы ноги самим. Но мало кто, наконец, освободился от обаяния богатства.

Власть разбежалась с одной мыслью – о своем спасении.

Противники власти осознали, что потратили жизнь на ничтожную борьбу впустую. Подлинная борьба оказалась не за ступеньку социального переустройства, а гораздо сложнее – борьбой за спасение планеты.

Приспособленцы снова уверились, что были правы: вмешайся – лишились бы всего, что имели, не прожив в довольстве и этого отрезка времени до момента конца света, лишавшего саму жизнь.

Но это не было освобождением. Исчез спасительный вектор безвременья.

Злоба и ужас отмели все гнетущие ритуалы гуннского мира, и обнажилась мятущаяся одинокая душа. Всем казалось, что огнедышащий Колоссео – это зримое наказание их жестокого Господа Мира, оно отмело все внешние признаки безверия и рационализма, и заполыхало только одно – горячая мольба о спасении. Каждый молил о своем, а не общем спасении. Я подумал, что только христианство видело спасение в соединении людей верой любви.

На площади, полной народа, с трибуны выступали предводители повстанцев. Тео оказался настоящим пламенным оратором, стоящим слишком высоко от того, кого я знал.

Меня узнали и встретили аплодисментами как героя. Наверно, в моем лице агнца было выражение невинного страдальца – аура небесного святого. Оказывается, у всех была та же мечта, что и у меня – о другой чудесной стране, которую я представлял.

* * *

Во главе страны стал Теодорих Второй – наш остроносый радикал Тео.

Народ требовал срочно достроить Платформу. Предлагали повесить всех на заборах, кто откажется строить общий ковчег.

Госресурс оказался небольшим по сравнению с ресурсом народа. «Золотая тысяча» строила свой ковчег, а народ – Великую платформу. В ее строительстве участвовал каждый.

По всему берегу рассыпались строители Платформы, из глубины острова свозили остатки леса, под слабые вскрики агрессивных защитников природы:

– Вырубили родину!

Старались не забыть никого – для этого задействовали весь имеющийся в наличии флот.

На волнах у берега, со стороны зданий правительства, уже покачивался Ноев ковчег для «золотой тысячи». Его защищали отряды «новых гуннов», рассчитывающие попасть в ковчег.

На палубу вышел торжественный шаньюй и помахал рукой берегу.

– Племя гуннов восстанет, как Феникс из пепла! Мы возродим его дух!

И жестом подал сигнал к отплытию.

Власть пала, не сумев развернуть войска. По всей площади валялись поваленные плакаты: «Жизнь замечательная!», «Покупайте хоромы!» и т. п., разбросанные канцелярские бумаги. Я поднял пачку. Там были свежие секретные отчеты о положении страны, статуты о распределении дружин «новых гуннов» на десятки и сотни, предписания, как вести войну в кварталах, о сгоне арестованных на большой стадион в центре города, об уничтожении повстанцев в тюрьмах.

Люди сметали магазины, покупали крупы, консервы и свечи со спичками. Банды мародеров метались по разрушенным домам, словно муравьи с ношей за спиной. Ходили «бутерброды» с плакатами на груди и спине «Приобретайте прощальный комплект!» и показывали содержимое набора: мерзавчики «гунновки», бутыль воды, пузырек с валерьянкой, банку с икрой, свечи, спички и пакеты презервативов.

Земля содрогнулась, открылась и разошлась бездонная трещина, и туда устремились карточные домики, которые только что незыблемо стояли на месте трещины. Там заблистала вода, спокойная, как будто так было всегда.

Я со всеми вместе таскал крепкие бревна, стучал кувалдой по могучим скобам (их в избытке наработала плановая промышленность), намертво скрепляя бревна.

И вдруг увидел рядом бывшего приятеля Савела. Он радостно оскалился.

– Ты обратил меня!

– Не я, а катаклизмос!

– Победа!

И он кинулся в гущу работающих.

Это был единственный случай, когда я обнаружил в себе непоколебимую убежденность в правоте борьбы за правое дело.