Остров Ифалук

Новые сведения о западных Каролинах появляются в письме от 22 марта 1722 года иезуита Хуана Антонио Кантова к духовнику короля Испании. Этот священник находился на Гуаме, куда в середине июня 1721 года пришли два каноэ с Фаролепа. Пятнадцать мужчин, восемь женщин и семь детей направлялись на Волеаи, однако их суда отнесло далеко к северу. Островитяне были татуированы, в ушах сделаны проколы для цветов. Они собирались запастись продовольствием и возвратиться домой, но правитель Гуама задержал их, надеясь убедить взять с собой миссионеров. Кантова отнесся к мореходам дружелюбно; он выяснил у них много подробностей об островах, которые делились на пять провинций: 1) группа Трук; 2) острова между Труком и Улити; 3) район Улити — Фаис — Сорол; 4) остров Яп и 5) острова Палау. Из двадцати шести островов и рпфов второй провинции четырнадцать были плотно населены. Эта провинция включала такие «важные» атоллы, как Волеаи, Ламотрек, Сатавал, Ифалук, Эорипик и Фаролеп, причем главными островами были Волеаи и Ламотрек. На основе этой информации Кантова составил первую приемлемую карту Каролинских островов, и на протяжении почти столетия она едва ли была улучшена. Положение Ифалука по отношению к соседним островам обозначается на ней лишь приблизительно. Патер Кантова посетил Улити в 1722 и 1731 годах, причем во второй раз он высадился на берег с солдатами и пушкой. Едва испанский корабль, который доставил их туда, скрылся из виду, как жители Улити бросились на патера и его свиту и убили их. Слухи о жестоком обращении испанцев с жителями Гуама несомненно к тому времени распространились по Каролинским островам, поэтому на Улити не желали терпеть чужеземцев.

Этот случай положил конец попыткам испанцев предпринять что-либо по отношению к маленьким островам Каролинского архипелага. Если верить более позднему миссионерскому (протестантскому) отчету, патеры, «узнав об общей нищете островов и уверившись в том, что они никогда не будут полезны испанской монархии… покинули их, и с того времени ими полностью пренебрегали». Насколько мы можем судить, испанцы никогда не бывали на Ифалуке.

Европа по-настоящему открыла Тихий океан в XVIII веке. Исследователи развернули свои работы по всему обширному океану, и маршруты их плаваний образовали на карте густую паутину. Самым великим мореплавателем был капитан Кук, и, хотя поиски новых земель продолжались и позднее, к 1779 году — году, когда он умер, почтп все основные группы островов Тихого океана были открыты европейцами.

В термин «открытие» европейские исследователи и географы вкладывают особый смысл; честь открытия острова принадлежит тому, кто первым посещает его и дает его координаты или достаточно подробное описание. Поэтому, хотя на Каролинских островах островитяне жили на протяжении тысячелетий, считается, что большинство атоллов было «открыто» только в период с 1773 по 1828 год. Вслед за китобоями, морскими торговцами и искателями приключений на острова Тихого океана проникли первые протестантские миссионеры. Один из них, капитан Джеймс Уилсон, «нашел» Ифалук, само открытие которого было лишь случайным эпизодом во время его исторического путешествия.

Уилсон родился в Ньюкасле (Англия); он был самым младшим сыном в семье из девятнадцати человек. Юношей он плавал на корабле вместе со своим отцом-капитаном, принимал участие в битве при Банкер-Хилле [62]на стороне англичан. Он приобрел собственное судно и в торговле вовсе не искал мирных путей. Уилсон направился в Индию. Вскоре он стал доставлять контрабандное оружие и припасы через французскую линию блокады. Взятый в плен на побережье Мадраса вместе с полком шотландских горцев, он провел двадцать два месяца в цепях в крепости Хайдара Али [63], мусульманского союзника французов, где четверо из его пяти заключенных друзей умерли. После освобождения Уилсон снова занялся торговлей с Индией, наживая состояние, чтобы провести остаток дней на покое в Хэмпшире. Когда капитан вернулся на родину, ему было всего тридцать шесть лет.

Все это очень мало похоже на прошлое мпссионера. Уилсон никогда не был религиозным человеком; его друзья писали о нем в тот период как о «скептике», «деисте старой школы» и «принципиальном атеисте». Миссионер-баптист, с которым он возвращался в Англию, однажды заметил помощнику капитана, что «у него гораздо больше надежды обратить в христианство ласкаров [64], чем капитана Уилсона». Говорят даже, что Уилсон хвастал: «Я никогда еще не встречал священника, которого не смог бы за четверть часа поставить в тупик». Эта склонность к религиозным спорам его иг погубила.