Остров Итонго

Договорившись со Збыхонем, Бендзинский обратился к местным властям и коротко изложил им цель своей поездки. Его выслушали с недоверием и плохо скрываемой иронией. Но, поскольку он был врачом из Варшавы, да к тому же директором известной больницы, городской голова воздержался от комментариев и по просьбе доктора отдал в его распоряжение, в качестве официального свидетеля, комиссара местной полиции.

Бендзинский незамедлительно вернулся с двумя новыми спутниками в Баньковую Волю. Там все оставалось по-старому. Ночь после его отъезда прошла спокойно, а Пшислуцкий и Гневош выглядели здоровыми и хорошо отдохнувшими.

Комиссар Маловейский скептически улыбался и потихоньку подсмеивался над всем мероприятием.

— Сейчас посмотрим, — ответил ему спокойно Бендзинский.

После полудня он велел Збыхоню копать под окном комнаты, находящейся с правой стороны. После нескольких ударов заступом поденщик наткнулся на останки истлевших уже и рассыпающихся в прах костей. Он старательно их собрал и положил в ящик, заранее приготовленный доктором.

— Должно быть трупик ребенка, — сказал он, глядя на кучку ломких, пожелтевших косточек. — Тонкие и хрупкие, как у птенца.

Маловейский перестал улыбаться и, нахмурив брови, принялся составлять протокол осмотра на месте.

Они прошли внутрь комнаты.

— Оторвите-ка доски на полу! — велел Бендзинский. — Здесь, в самом центре.

Заскрипели ржавые гвозди половиц, посыпалась труха, и внизу, под толстым слоем пыли, забелели два человеческих скелета.

— Женщины, — констатировал Пшислуцкий, показывая на широкие, характерные тазовые кости. — Все проверено во всех деталях.

Комиссар закончил составление протокола и предложил его подписать присутствующим. Збыхонь вместо фамилии нарисовал крестик.

* * *

Два дня спустя состоялись похороны. Останки младенца похоронили на кладбище в Пшилящке, ближайшей от усадьбы деревне, а рядом, за кладбищенской оградой, — мать и тетку. Над могилами местный настоятель прочитал молитвы за умерших и окропил землю святой водой. Кроме того, по просьбе местных крестьян, священник три дня подряд служил погребальную мессу в память о недавно похороненных женщинах и ребенке, а также о мужчине, чьи останки не удалось найти.

Так, спустя годы, а, может, столетия, сбылось их единственное желание. Эти трое нашли вечный покой в освященной земле, а душа преступника вспоминалась в молитвах. После этого злые чары в Баньковой Воле утратили свою силу и перестали наводить ужас в заброшенном доме.

Со временем в пустынных околицах снова поселились люди. Были построены дома, вспаханы земли, зацвели сады, а на месте бывшей усадьбы, на развилине дорог, появилась скромная, придорожная часовенка…

* * *

Перед самым отъездом из Баньковой Воли Янек Гневош нашел в углу комнаты кружевной платок с инициалами «W. O.» Он долго и задумчиво смотрел на этот маленький, пыльный кусочек батиста и вдруг, в приступе странного волнения, прижал его к губам. Потом он спрятал его как реликвию в нагрудный карман.

Кристина

Посещение Баньковой Воли оказалось поворотным пунктом в развитии медиумизма у Гневоша. После возвращения в Варшаву призраки троих людей, связанных трагический тайной, перестали появляться, и это могло служить доказательством того, что миссия Янека по отношению к ним закончена. Зато у него развилась другая категория симптомов. Их происхождение было неясно. Они казались плодом фантазии спящего, капризными проявлениями первичного, предоставленного самому себе воображения. Их отличительной особенностью была колоритность — какие-то бородатые гномы, уродливые домовые, фауны, козлообразные существа, кикиморы, стржиги с ехидными улыбками на щекастых физиономиях. Персонажи этого «братства диковинного священнодействия», как их называл Бендзинский, выступали как в одиночку, так и в самых разнообразных сочетаниях и группах. Когда медиум был к этому предрасположен, возникали настоящие хороводы призраков, которые в такт неслышной музыки пускались в пляс. Иногда они играли друг с другом в «прятки». Гномы и русалки, хохоча, словно лесные дивы, прятались по углам кабинета, залезали за шторы, игриво выглядывали из-за занавесок и драпировки или дразнили друг друга, перебирая пальцами по носам, как по клавишам кларнета.

Бендзинский видел в этом всего лишь проекцию роящихся в голове Янека фантазий, в которых звучали отголоски услышанных им в детстве народных преданий и сказок. Пшислуцкий, постоянный участник этих сеансов, был несколько иного мнения. Он считал, что причину появления призраков следует искать в мире природных стихий, а значит в чем-то более реальном, чем капризная игра воображения.

Во всяком случае, Гневош несомненно входил в новую, чрезвычайно интересную фазу телепластии.