Остров Южный Камуи

Она снова разрыдалась, горестно повесив голову. Оно, поморгав, отвёл взгляд. Тасака же, наоборот, ещё больше ожесточился, считая, что мелодрама заходит слишком далеко. «Не может такая женщина испытывать настоящую любовь!» — говорил себе он. Она небось и сына своего не любила. И все эти слёзы — сплошное притворство…

В конце концов Тасака и Оно решили вернуться в управление, прихватив с собой «предсмертную записку».

На улице по-прежнему шёл мелкий снег.

— Вот ведь погодка! — передёрнул плечами Оно, взглянув на небо.

Легонько постучав по внутреннему карману, где лежала «предсмертная записка» мальчика, он заметил:

— Насчёт этой записки… Что-то здесь не так: шестилетний мальчик пишет предсмертную записку и кончает жизнь самоубийством… Ты как полагаешь?

— Конечно, никакое это не самоубийство, — решительно отрубил Тасака.

Именно к такому выводу он пришёл в процессе общения с госпожой Кёко Игараси.

— Значит, ты тоже так думаешь? — довольно улыбнулся Оно. — Мне кажется, смерть произошла в результате несчастного случая.

— Нет! — сказал Тасака, вперившись в вечернее небо, усеянное падающими снежинками, будто хотел выплеснуть всё наболевшее на сердце. — Это убийство. Она убила мальчика.

— Убийство? — широко открыл глаза Оно.

Видимо, предположение Тасаки не вязалось с его собственным заключением.

— Почему ты так думаешь?

— Такая женщина может хладнокровно убить собственного ребёнка, — ответил Тасака. Он и сам понимал, что такое суждение слишком резко и скоропалительно, но по-другому сформулировать не мог. Ведь не мог же он объяснить Оно, что тут тянутся нити и к его прошлому. Впрочем, по выражению лица Оно было видно, что он кое о чём догадывается.

— Ты прямо рубишь сплеча, — возразил Оно. — Мне казалось, что ты не так уж хорошо знаком с женщинами подобных профессий вроде этой актрисы.

— Ну, пусть не знаком. Вот я и хочу до конца понять, что у этой женщины на уме.

— Но с чего ты взял? — с неожиданной настойчивостью продолжал спрашивать обычно такой мягкий и деликатный Оно.

Слишком уж неожиданным было для него безапелляционное заключение Тасаки.

— Конкретную причину назвать не могу. Но она и есть убийца. Эта женщина убила своего шестилетнего ребёнка, — уверенно повторил Тасака.

3

Выслушав доклад, комиссар посмотрел на Оно и Тасаку с недоумением.

— Ваши мнения противоречат друг другу, — резюмировал он, откидываясь в кресле.

Под тяжестью восьмидесятикилограммовой туши начальника управления деревянное кресло жалобно заскрипело.

— Ну, послушаем сначала тебя, Оно.

— Как ни верти, а это всё же типичная смерть в результате несчастного случая, — сказал Оно и поднял глаза на Тасаку, словно ожидая, какая будет реакция.

Но Тасака смотрел куда-то в окно. Оно снова перевёл взгляд на комиссара.

— Я полагаю, малыш забыл предупреждение мамы и съел отравленную клёцку. С детьми такое часто бывает. Вот, например, несколько дней назад в районе Синагава мать тоже предупреждала пятилетнюю дочку, а та не послушалась, съела такую же отравленную клёцку и умерла. Об это, кажется, и в газете писали.

— Знаю эту заметку, читал, — кивнул комиссар, прикуривая сигарету. В его большущей лапе сигарета смотрелась тонюсенькой палочкой.

— Но если это несчастный случай, то что означает предсмертная записка мальчика? — продолжал комиссар, постукивая кончиками пальцев по альбомному листу, лежавшему на столе.

Оно ещё раз взглянул на самолётик, нарисованный цветным карандашом.

— Я много думал над этим, но полагаю, что это всё же не предсмертная записка.

— Тем не менее здесь ясно написано: «Я отправляюсь к папе».

— Да, действительно, выглядит как предсмертная записка. Но мне кажется, что это, скорее, подпись к рисунку. Если присмотреться к рисунку, видно, что в кабине самолёта сидят двое. Вероятно, имеется в виду «папа и я». Значит, «я отправляюсь к папе» может и означать «хочу вместе с папой полететь на самолёте». В шестилетнем возрасте дети слабо отличают мечту от реальности. А поэтому и в желании ребёнка полететь на самолёте с умершим папой ничего особенно странного нет.

— Так, по-твоему, мать, то есть Кёко Игараси, ошиблась?

— Так мне кажется. Любая мать, придя с работы и обнаружив своего ребёнка мёртвым, наверное, упала бы без чувств. Тем более, что сегодня день рожденья её сына. Даже если ей и показалось, что это предсмертная записка, так ведь она находилась в состоянии страшного стресса, в панике.

— Ну, а ты что думаешь по этому поводу? — перевёл комиссар взгляд на Тасаку.

Кресло снова скрипнуло. Оно тоже посмотрел на напарника.

— К сожалению, я не могу согласиться с мнением Оно, — сказал Тасака, глядя комиссару прямо в глаза. — По моим наблюдениям, эта дама отнюдь не находилась в состоянии стресса и паники, она вообще, можно сказать, не выказывала признаков смятения.

Наоборот, спокойно играла роль несчастной матери, потерявшей ребёнка. Чтобы скрыть факт убийства…

— Так тебе всё это показалось спектаклем? — с удивлением посмотрел на него Оно.

— Вот именно! — уверенно ответил Тасака. — А ты думал, это она по-настоящему слёзы льёт?

— Слёзы были настоящие.

— Не такая она слезливая натура.