Когда он добрался до дома под названием «Мирная обитель», где квартировал Сакакибара, дождь хлынул в полную силу. Ничего удивительного в том не было, поскольку стоял сезон дождей, но лило и впрямь как из ведра. Дом был неказист: деревянное строение, покрытое снаружи толстым слоем штукатурки. От сырости стены местами выцвели, и в них появились выщерблены. Возможно, оттого, что соседний доходный дом стоял вплотную к этому, хотя ещё не было и пяти часов вечера, но, когда Тагути зашёл в вестибюль, там царил угрюмый полумрак. Спросив у дежурного номер комнаты, Тагути поднялся на второй этаж по скрипучей лестнице. На двери в дальнем конце коридора вместо таблички с именем красовалась большая вывеска: «Научное общество изучения современной поэзии». В этих иероглифах проглядывала вся сущность амбициозного молодого человека.
Тагути постучал. Дверь открылась, из неё выглянула смазливая мордашка. Девица была не накрашена; от неё так и несло панелью. Услышав, что гость из полиции, она обернулась и крикнула куда-то в комнату:
— Маэстро! Тут господин из полиции явился — у него к вам дело.
В углу комнатушки размером четыре с половиной татами на тюфяке, видимо, никогда не убиравшемся с дощатого пола, голый по пояс Сакакибара, всё ещё не проснувшись толком, перевернулся и уставился в потолок. Его худая, впалая грудь резко контрастировала с щетинистой бородой а-ля хиппи. Когда Тагути прошёл в комнату, Сакакибара лениво приподнялся на постели и сонным голосом приветствовал его: «Здрасьте!»
Девица, поглазев некоторое время на них обоих, тихонько сказала, обращаясь к Сакакибара:
— Я пойду, пожалуй. На работу пора.
С этими словами она выскользнула из комнаты.
— Это Жюли, хостесс, — пояснил Сакакибара, пододвигая посетителю пепельницу. — Она тут живёт неподалёку. Иногда заходит ко мне приготовить что-нибудь съестное. Сплетни всякие рассказывает.
— Вроде бы её тогда в баре не было?
— У неё был выходной. Это она выглядит такой жизнерадостной, а сама пашет как проклятая. Вот я ей и советую: как почувствуешь, что устала, бери отгул. А то заболеешь — никто ведь стакана воды не подаст.
— Тебя послушать — так она милейшая девушка.
— Так и есть.
Встав с постели, Сакакибара до предела отодвинул скользящую створку окна. Снаружи на расстоянии вытянутой руки нависала серая стена соседнего дома.
Ветер сюда почти не проникал — вместо него только захлёстывали брызги дождя. Прищёлкнув языком, Сакакибара снова закрыл окно.
— Да, милая девушка. Работает вроде бы на износ, а такая весёлая, жизнерадостная. Иногда может ляпнуть что-нибудь такое, но душа-то у неё чистая — сущее дитя.
— В твоём описании — прямо ангел какой-то, — с лёгкой иронией заметил Тагути.
Сакакибара в ответ хмуро бросил:
— Вы ничего не понимаете! Вы о человеке только по анкетам судите. Видите, что речь идёт о министре или главе крупной компании, — значит, всё: такой человек к преступлениям отношения не имеет. А если это какая-нибудь девушка из бара или бродяга, сразу чуете, что тут преступлением попахивает. Таким, как вы, никогда не понять, какая это чудесная девушка.
— А ты, значит, понял?
— Да. Потому что во мне живёт свободный дух. Только те безвестные поэты и художники на Монпарнасе могли разглядеть в продажных девицах ангельскую душу! — запальчиво воскликнул Сакакибара, перечислив для примера неизвестные Тагути имена французских художников и поэтов.
— Ну, мне об искусстве судить трудно, — усмехнулся Тагути. — Скажи-ка лучше, не припомнишь ли, где ты был вчера между двумя и тремя часами ночи?
— Это в смысле алиби? — пожал плечами Сакакибара. — Я по ночам работаю. Так что ответить могу только, что в это время сидел здесь один и писал стихи. Стихи сочиняют в одиночестве — ну и, конечно, свидетелей у меня нет. Если воспользоваться вашей терминологией, то алиби нет.
— Скажем, алиби слабое, — желая подбодрить юношу, поправил Тагути и огляделся по сторонам.
Комната была крошечная. Брошенный на пол тюфяк и отсутствие перспективы за окном придавали ей ещё более убогий вид. Н-да, малюсенькая убогая каморка. У стены табуретка, а на ней мимеограф. Всюду беспорядочно разбросаны журналы. Исписанные листы бумаги. На верёвке, протянутой под потолком, висит влажное нижнее бельё. Всё говорило о крайней нужде, которая никак не вязалась с претенциозной вывеской «Научное общество изучения современной поэзии».
— Ты вроде бы говорил, что печатаешь на мимеографе сборник своих стихов?
— Уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь его купить?
— Если найдётся экземпляр, купил бы.
— Вот уж не ожидал, что в полиции найдётся такой сыщик — любитель современной поэзии! — язвительно заметил Сакакибара и, достав с книжной полки книжонку, положил её перед Тагути.
На обложке тоненькой книжицы, отпечатанной на мимеографе, значилось:
«Сборник стихотворений Тэцуя Сакакибары. Издание Научного общества изучения современной поэзии». Заглянув на обратную сторону обложки, где была обозначена цена 50 йен, Тагути достал из кармана монету и положил рядом с пепельницей.