Остров Кокос. Наследство

– Не знаю, – также шепотом ответил я. – Наверное, в другой грот. Здесь его нет.

Эмили немного помолчала.

– Я его побаиваюсь. У него глаза страшные. Колючие. И какие-то равнодушные. Вот что самое страшное – равнодушные.

Это был первый раз за все время на острове, когда мы обсуждали между собой наших случайных соседей.

– Не волнуйся, он безобиден. Все, что ему нужно, это ром. Но и напившись, он не доставит нам неприятностей. Он не из тех, кто любит побуянить.

– Я переживаю за Марию. Что если он обидит ее? Она ведь совершенно беспомощна. Она такая доверчивая…

Тут я хмыкнул с изрядной долей сомнения, но Эмили не обратила на это внимания.

– Что если он ее… с ней…

– Не волнуйся, Эмили, он не сделает ничего плохого.

Но жена не унималась.

– Он ведь мужчина, Томас. И далеко не джентльмен. Я уверена, прежде он не был образцом поведения. Мы на острове уже три месяца, и женщин, кроме меня и Марии здесь нет. И он повсюду ходит за ней. Томас, мне это не нравится.

– Господи, Эмили! Ну, какие женщины? Он же пьяный вдрызг. Он порой и подняться не может.

– Он редко бывает настолько пьян

– Ну, хорошо, чего ты хочешь от меня?

– Поговори с ним.

– Господи, Эмили, о чем?

– Я не знаю. Спроси о его намерениях.

– Не собирается ли он на ней жениться?

– Не смейся, Томас. Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Хорошо, я поговорю с ним, – сказал я, чтобы успокоить жену.

По правде говоря, Джек и Мария беспокоили и меня. По-моему, намерения Джека были совершенно очевидны. А вот что думала Мария по этому поводу, было загадкой. И что же я стану делать, если Джек решит перейти в решительное наступление? Как я пойму, нуждается ли Мария в моей помощи или просто кокетничает с ухажером? Если бы она была леди или просто добропорядочной женщиной, у меня никогда не возникло бы такого вопроса. Но Мария – это Мария. Я ни черта не знал о ней. Не хотелось бы без веской причины становиться на пути у Джека. Мы здесь одни. Здесь, на острове. Нам и так нелегко, а если мы начнем бросаться друг на друга… Нам надо как-то уживаться вместе. Но если Джек начнет творить, Бог знает что, я не смогу закрывать на это глаза. Все же Мария женщина и, если она будет нуждаться в защите, я постараюсь защитить ее, хоть она и раздражала меня ничуть не меньше, чем Джек.

Что-то в ее облике не нравилось мне. Что-то неуловимое. Иногда мне казалось, еще немного и я пойму, что с ней не так, но ощущения ускользали, не успев обратиться в мысли, и, в конце концов, я привык к ней.

Как-никак, я стольким был ей обязан. Вместе с ней мы выдолбили сносную пирогу, и  по утрам, если море было спокойно, наша камеристка выходила на ней на промысел и всегда возвращалась с уловом. Тем мы и жили.

Однажды я вздумал помочь и вызвался сопровождать ее, хотя бы для того чтобы выполнять тяжелую мужскую работу – грести. Но это непривычное действо довольно быстро утомило меня, спина заныла, а шея затекла. В единственном глазу Марии лишь раз мелькнуло насмешливое понимание, а затем она отвернулась и дальше все время глядела в сторону мыса, который мы огибали. Когда же я попытался помочь ей достать пойманную рыбу, извивающееся серебристое тельце выскользнуло из моих рук и, плюхнувшись в море, исчезло в толще воды. С выражением бесконечного терпения на лице Мария вновь принялась за дело. На обратном пути она сидела на веслах, а я в свою очередь внимательно разглядывал мыс, который мы огибали.

Больше в море с ней я не ходил.

Но это еще не все. Самое главное, я был обязан ей жизнью жены, да и своей, возможно, тоже. Это она нашла последнюю шлюпку на разбитой «Елене». Та плавала у правого борта судна и при каждой волне с оглушающим деревянным стуком билась об обшивку. Каждый раз мне казалось, что она сейчас разобьется на тысячу частей.