Остров Колдун

Потом по трапу затопали сапоги, и в кубрик вошел Новоселов. Он был в зюйдвестке, проолифленных штанах и куртке. Не знаю, где и когда успел он одеться. Он весь был мокрый, а на плечах и на зюйдвестке налип талый снег.

– Ну, как существуете, морячки? – весело сказал Новоселов. – Ничего, живы?

– Ой, Степа, – застонала Глафира, – до чего страшно! Что там наверху? Не тонем ещё?

– Как можно, Глаша, тонуть? – удивился Новоселов. – Разве потонешь с Фомой Тимофеевичем? Его волна боится. А как молодежь?

– Стонут, дядя Степа, – солидно сказал Фома, – скрутило их очень.

– С непривычки, конечно, может скрутить, – согласился Новоселов, – только, смотрю я, не делом вы занимаетесь. Не годится это – сидеть да слушать, как волна бьет. Это и храбрый человек струхнет.

– А как же, дядя Степа? – спросил Фома.

– Работать надо, – решительно сказал Новоселов – Есть у вас, Глаша, какая работа?

Тут волна так ударила в борт, что Глаша даже взвизгнула:

– Ой, мамочка, мамочка, мамочка! – Потом она помолчала и продолжала уже более спокойно: – Какая тут работа! Книжки надо бы разобрать, да разве это возможно?

– Почему невозможно? – удивился Новоселов. – Обязательно возможно. Книжками займитесь, вам полегче и станет. И ребят поднимите. Ничего, что укачало, за работой забудут. Давай, Фома, организуй. Давайте, Глаша. Нечего, нечего.

Фома с сомнением посмотрел на меня, потом с ещё большим сомнением на Вальку и хмуро покачал головой.

– Не знаю, дядя Степа, – сказал он, – как их поднять.

– Давай, давай, – сказал Степан. —

ЭЙ, Валентина, вставай, работать надо. Нечего на койке валяться.

– Вот ещё! – буркнула Валя. – Не могу я работать, оставьте меня в покое!

– Что? – удивился Новоселов. – Это ты с кем говоришь? Ты понимаешь, что ты на судне? Здесь каждый работать обязан.

– Я не обязана, – с рыданием в голосе возразила Валя, – я маленькая.

– Как забираться на судно, так не маленькая, – рассердился Степан, – а как работать, так маленькая? А ну давай, нечего, нечего!

Он взял Валю, поднял её, поставил на, I пол и одобрительно на неё посмотрел:

– Ну, видишь, вполне способна работать. Мы тебя ещё в матросы запишем. Давайте, Глаша, командуйте, что ей делать. Веселее, веселее!

– Неужели, Степа, книги разбирать?

– А как же? – Новоселов даже удивился. – Обязательно.

Снова ударила волна в борт, и застонала Глафира:

– Ой, мамочка, мама, ой, как бьёт!

– Ничего, ничего, – сказал Новоселов. – Суденышко старенькое, но ещё крепкое.

Я с ужасом ждал, что сейчас Степан возьмётся и за меня. И он действительно взялся. Он наклонился надо мной и, прищурившись, заглянул мне в глаза.

– А ты что? – спросил он удивленно. – Ты это брось на койке валяться. Ты же мужчина, моряк, а так могут подумать, что ты боишься.

– Нет, – сказал я, хорошо представляя, какой у меня жалкий вид и какое несчастное выражение лица, – я не то что боюсь, а просто меня немножко мутит.

– Это ничего, – сказал Новоселов, – это у всех бывает, не надо внимания обращать.

– Я и стараюсь не обращать, – начал я, – но…

Дальше я собирался объяснить ему, как я слаб и несчастен, и что я не только работать, а и пошевелиться-то не могу, и что дело тут не в страхе, а в физическом заболевании, в котором ничего стыдного нет, но Степан не дал мне договорить:

– Вот и хорошо, что не обращаешь.

Главное – это внимания не обращать. Давайте, Глаша, ему работу. Он вам сейчас покажет, что значит мужчина. Здоровый же парень, прямо смотреть приятно. А ну, давай!

Он меня взял за плечи, и не успел я опомниться, как уже стоял на ногах и он меня подталкивал по направлению к магазину, а Валя была передо мной, и поэтому невольно я подталкивал её, впереди шел Фома, а сзади Глафира, и так мы вошли в магазин, держась за все, что попадалось под руку.

Мы вошли в магазин, и тут, оказывается, было что делать, потому что, несмотря на замечательные рейки, которые Глаша сама придумала и которыми очень гордилась, некоторые книги все-таки выпали каким-то образом с полок и часть картин упала с крюков, на которые они были повешены.

– Давай, Даня, – сказала Глафира, – подбирай книги, а потом разберемся, какую куда. А ты, Валя, картинки собери, и живо, живо, нечего время терять. Работать надо.

Она словно переняла у Степана этот его бодрый тон, эту его настойчивость. Честно сказать, я злился на неё очень. Меня раздражало то, что они, люди, выросшие на море, родившиеся на море, не хотят понять, как трудно нам, воронежцам, никогда моря не видавшим. Я бы и начал спорить с ней и со Степаном, однако понимал, что выглядеть это будет как трусость. И книги и картины от нас удирали и словно дразнили нас. Стоило мне наклониться над книгой, с трудом удерживаясь на ногах, как книга вдруг устремлялась в другой конец магазина, а мне навстречу летела картина, только что удравшая от Вальки. Толк был небольшой от нашей работы, но все-таки мы работали. Во всяком случае, нам казалось, что мы работаем.

Степан был доволен ужасно:

– Вот это я понимаю, а то куда ж годится! Давайте и вы, Глаша, работайте.

Я попозже зайду, посмотрю, как дело идет.