Сейчас они обе со страхом слушали топот множества ног, четкий и размеренный, как будто по коридорам двигался по меньшей мере отряд воинов. Шаги раздавались уже совсем рядом, Лейт расслышала голоса, уловила четкий хладнокровный приказ стать в дверях и не выпускать из покоев ни одной живой души… Тогда она попятилась, сообразив, что опоздала, и выхода нет, и прижалась к стене, сторонясь вваливающихся в покои одного за другим воинов эргалонской дружины. Кианейт на ее глазах выхватила откуда-то кинжал и замерла, спрятав его за спину, с безумным выражением на лице. Без боя она сдаваться не собиралась.
Он вошел последним, высокий коротко стриженный рыжий воин, одетый так же, как и все остальные члены дружины, разве что плащ его был длиннее, чем у них, да меч, покоившийся в ножнах, показался Лейт огромным. Она с волнением следила, как Джерхейн Холгойн стремительно приближается к Кианейт, застывает в нескольких шагах от нее, положив руку в кожаной перчатке на рукоять меча. Ярость пульсировала в его глазах, ярость и безумие. В таком состоянии он был способен только одно – убить, не раздумывая. Что он, кажется, и собирался сделать.
– Блевотина Прародительницы, – услышала она судорожный шепот человека, чьи ненависть и отчаяние совершенно отняли у него рассудок. А еще услышала визг вынимаемого из ножен клинка. И визг Кианейт, отшатнувшейся к стене, и звон кинжала, который она бросила в него и который звякнул о наруч и отлетел в сторону. И собственное «Стой», вырвавшееся из ее груди, как похожее на вопль поверженного врага.
Плохо соображая, что делает, Лейт бросилась прямо под стремительно опускающийся меч, вцепилась в его руку и повисла на ней. Металл лязгнул о камни пола, ее руки разжались, повинуясь резкому толчку в сторону, она отлетела назад и растянулась в нескольких шагах от него, прямо перед носками сапог, ушибла коленку и с трудом поднялась, прикусив губы и поспешно смаргивая слезы, но он, тоже плохо соображая, что творит, оттолкнул ее со словами «Вон отсюда». Кианейт бросилась к двери, налетела на вошедшего следом за Джерхейном высокого мужчину в очень грязном хильдском плаще с тем же, что и у Холгойна, боевым безумием в глазах,и метнулась обратно, к окну. Холгойн бросился за ней, но мужчина перехватил его и удержал, обхватив руками и толкнув к стене.
– Пусти меня, я убью ее, – зарычал Джерхейн и с легкостью вывернулся из его хватки.
– Остынь, – сказал его спутник. – Убить всегда успеешь. Цена твоей победы – ее жизнь.Я обещал, что не дам тебе ее убить, и отпущу к отцу ее ребенка.
– Что ты несешь… – прошипел Холгойн, провожая Кианейт ненавидящим взглядом. С лязгом убрав меч в ножны, он посмотрел на своего спутника хмуро и вопрошающе. Тот лишь покачал головой.
– Все рассказы – потом. Сейчас оставь ее в покое. Запри покрепче, чтобы никто из наших ее не тронул. Когда все утихнет, я выполню обещание.
– Почему я должен… – начал Джерхейн запальчиво и осекся, глядя, как его друг в изнеможении падает на первый попавшийся диван и закрывает глаза.
– Должен. Поверь мне на слово. Потом объясню.
В образовавшейся тишине Кианейт молчала и медленно переводила взгляд с одного на другого. Джерхейн смотрел на поднимающуюся с пола Лейт. На него она глядела со страхом.
– Тебе ее жаль? – спросил он вызывающе, окинув ее с головы до ног тяжелым, гневным взглядом, и она неожиданно ощутила, как леденеет тело, прикрытое тонким платьем, плотно облегающим фигуру. – Она убила моего отца, мать, брата, его жену и детей. Она почти убила меня руками человека, которому я доверял. Я жив только благодаря твоему отцу. Как ты можешь ее защищать? – закончил он яростно.
– Не она, – ответила Лейт, – они.
–Без нее бы Кимр не справился. Она была его глазами в моем доме, – продолжил Джерхейн. К нему постепенно возвращался прежний гнев, но теперь не в виде бешенства, а усталым раздражением. – А после всего – сняла с руки моего отца государственную печать и позвала папашу и его прихвостней помочь ею распорядиться. Небесные дьяволы, я не собираюсь ни перед кем оправдываться! – закричал он, видя, что Лейт собирается возразить.
– Тише, – поморщился его друг на диване. – Не позорься перед дружиной.
– Поставь меня перед хэльдом Истина, – наконец заговорила Кианейт. – И убедись сам. Да, я знала, что мой отец что-то замышляет. Да, я много рассказывала ему о твоей семье и о жизни в замке. Я считала, что он интересуется моим душевным состоянием и таким образом хочет отвлечь меня от тоски. Если бы я знала о его истинных планах, я бы попыталась его остановить.
– Врешь, – рыкнул Джерхейн злобно. – Какая тоска? Если бы ты не выставила меня вон, я бы не уехал!
–Я могу объяснить тебе причины, – ответила она дрожащим голосом. – Если ты изволишь выслушать.
–Видите, к чему привело ваше заступничество? – раздраженно спросил Джерхейн, оглядываясь на своего друга и затем – на Лейт. – Скоро она начнет уверять нас, что искренне любила меня, и что это я, подлец, бросил ее одну в чужом замке умирать от тоски. Что делать-то будем, а?