Остров Колдунов. Часть 1. Шаги Пришествия

– Пусть он завтра сходит на ближайшую ярмарочную площадь и потолкается там, пособирает новости. Может, чего и услышит. Вечером, после заката, сходим кое-куда. Только без Вельга. Если на нас нападут, он не отобьется.

– Что ты собираешься делать? – спросил Джерхейн взволновано.

– В святилище Хэллиха есть целое Окно.

К следующему вечеру Джерхейн и Вельг успели набрать целый воз различных слухов, которые расползлись по Каррее в день появления каравана. Говорили, что правитель Риаллара убит какими-то фанатиками, по волшебству ускользнувшими из Риан Ал Джара после удачного покушения. Ими же убит и его наследный сын Джайт, а средний сын, Джерхейн, исчез задолго до покушения. Поговаривали, что его тоже нет в живых – погиб в одном из горных районов Илломайна, сражаясь с дьявольскими потусторонними тварями, заполонившими высокогорные поселения. Говорили, что никто иная, как жена его, Кианейт, коренная островитянка, при поддержке колдунов и организовала этот переворот, чтобы захватить власть во всем Риалларе и править им от имени Острова, и что она же на самом деле тайно извела своего супруга, чью гибель успешно скрывала до сего момента. Говорили, что чертовы колдуны решили захватить весь Наземный мир, что именно они наслали на Каррею голод и мор. Говорили, что в самом глубоком каньоне Поднебесных гор, совсем рядом с Илломайном, всплыло Озеро Кипящей Грязи, и что с каждым днем оно все растет и растет, и когда хлынет оно с отрогов вниз, в долины, сойдут на землю все семь небесных дьяволов и начнется светопреставление…

Тэйн выслушивал пересказ этих диких измышлений уже на улице, по пути к святилищу. Джерхейн излагал их сбивчивой скороговоркой, нервно озираясь по сторонам и периодически замолкая. Тьма в Каррее имела мутный, мглистый оттенок, сплошную пелену сумрака рассеивали тусклые блики едва живого света в окнах домов. Хэльды Свеча, ранее освещавшие центральные улицы и площади, потухли почти везде, и лишь редкие одиночки все еще продолжали исправно работать, не требуя вмешательства илларов, словно в насмешку над жителями столицы, обезумевшими от страха перед колдунами. С закатом дневного солнца улицы стремительно пустели, страх перед частыми вечерними налетами становился сильнее с каждым новым слухом о грабежах, с каждым новым трупом, выброшенным в грязь на мостовую. Мелкий колючий снег, обильно сыпавший с небес вот уже несколько дней подряд, падал и таял в липких зловонных лужах, смешиваясь с грязью, делая даже широкие центральные улицы непроходимыми для пешеходов. Откуда-то со стороны уже доносились нечленораздельные вопли и ругань, изредка прерываемая лязгом металла и тоскливым звоном стали о сталь – начинались ночные забавы. В домах поблизости поспешно, под визг дверных петель и скрежет задвигаемых засовов, под проклятия и причитания захлопывались ставни, поздние пешеходы торопливо ускоряли шаг, проваливались в заполненные грязно-снежной кашей промоины, оскальзывались на медленно леденеющих на холодном ветру булыжниках.

Джерхейн замолчал, когда собранный им ворох слухов иссяк. Оставшийся до святилища путь он проделал в сумрачном молчании, более не добавив ни слова. Несколько раз приходилось останавливаться и пережидать в переулках, пропуская путников, вызывавших подозрение. Один раз с противоположных сторон к ним подскочили какие-то темные личности, и Джерхейн только начал вытаскивать меч из ножен, когда они, обнаружив, что нарвались вовсе не на перепуганных до полуобморока горожан, поспешно ретировались, отругиваясь и сплевывая в грязь ар-аззах, дешевую дурман-жвачку.

Тэйн постоянно оглядывался на друга, пока они добирались до святилища, пытаясь понять, что именно у него на уме. Джерхейн молчал. Обычно он привык строить планы вслух, сомневаясь, рассуждая, выслушивая короткие, зачастую резкие комментарии друга, потом принимал решение – и больше уже не сомневался ни на мгновение; теперь же он словно боялся заговорить на больную тему. Несмотря на весь ужас и боль неожиданной утраты, окажись эти слухи правдой, Джерхейн получил бы нечто, способное подсластить самую горькую пилюлю. Следующим наследником после Джайта был он сам.