Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Напомнил он и о своей беседе с королевой, состоявшейся после суда над Эссексом, но до того, как она подписала приговор: «поскольку при том состоянии дел я не осмелился прямо говорить о милорде, то сказал в общих словах о милосердии Ее Величества, о том бесценном бальзаме, который она постоянно изливает из своих государевых рук, что услаждает чувства подданных»[415]. Бэкон также напомнил королеве, что не все, кто совершал опасные преступления, были злодеями.

Из книги О. В. Дмитриевой «Елизавета Тюдор»:

«Двор затаил дыхание в ожидании. Фрейлины подсматривали за старой королевой, которая подолгу сидела в задумчивости в своих покоях, не смыкая глаз до утра, и втайне надеялись, что она помилует „прекрасного Робина“.

…Елизавета ждала. Возможно, ей хотелось, чтобы граф сам просил ее о помиловании, но, раскаявшийся в содеянном, он тем не менее твердо готовился принять смерть без новых унижений. К ногам королевы припадали его друзья, сестра, жена, но сам Эссекс хранил гордое молчание. Елизавета обмакнула перо в чернила и подписала приговор. Но тут же отменила его. Она ждала еще сутки… На исходе очередных суток королева снова поставила свою подпись на смертном приговоре, на этот раз – окончательном»[416].

25 февраля 1601 года Эссекс был казнен в Тауэре. 5 марта на казнь были осуждены пятеро его сообщников: К. Блаунт, Ч. Дэнверс, Д. Дэвис, Д. Мейрик и Г. Кафф. Только графу Саутгемптону смертная казнь была заменена заключением в Тауэре, откуда он вышел после смерти Елизаветы.

Поскольку о мятеже Эссекса и суде над ним в народе ходили разные слухи (граф был любимцем многих), Елизавета решила опубликовать отчеты о процессе. Но поручать это дело Коку она не хотела, а потому велела ему «выдать генеральному солиситору двадцать пять документов, касающихся заговора Эссекса, которые надлежит передать господину Ф. Бэкону»[417]. Фрэнсис получил детальные указания через госсекретаря, как именно ему следует представить это дело. Поручение королевы было исполнено, и вскоре он представил ей сочинение под названием «Объявление о деяниях и изменах, совершенных Робертом покойным графом Эссексом и его приспешниками (Declaration of the Practices and Treasons attempted and committed by Robert late earl of Essex and his Complices)». Королева приказала нескольким своим советникам просмотреть написанное. Те высказали множество замечаний, и Бэкону пришлось фактически написать все заново. Как он потом заметил, «за мной остались только слова и форма стиля»[418]. Но даже когда брошюра была уже в типографии, Елизавета продолжала вносить в текст исправления, в частности ей не понравилось, что Бэкон «не смог забыть о своем былом уважении к милорду Эссексу, называя его так (т. е. милордом Эссексом. – И. Д.) почти в каждом абзаце»[419]. Она потребовала более сдержанной манеры выражения – просто «Эссекс» или «покойный граф Эссекс». Текст был заново отпечатан, а предыдущие сорок экземпляров уничтожены.

Кроме того, в августе 1601 года несколько лордов и джентльменов были удостоены денежными наградами от Ее Величества за пресечение заговора и участие в суде. Свои 1200 фунтов получил и Бэкон[420]. Впрочем, он ожидал большего[421].

«Свободен, вновь ищу союза» [422]

Воспоминания о мятеже еще некоторое время тревожили правительство (нужно было выяснить масштабы заговора) и народ, но постепенно события февраля 1601 года отошли в прошлое. Бэкон продолжал выступать в суде и в парламентских дебатах. Его отношения с Коком становились все более напряженными, о чем, к примеру, свидетельствует полемика между ними, случившаяся в одном судебном заседании:

«Господин Бэкон, – заявил Кок, – если у вас на меня есть зуб, то лучше вытащите его, иначе боль, которую он вам причинит, превысит пользу от всех остальных зубов».

«Господин атторней, – холодно ответил ему Бэкон, – я уважаю вас, я не боюсь вас, но чем меньше вы будете говорить о своем величии, тем больше я буду в него верить»[423].

Этого было достаточно, чтобы Кок немедленно перешел к прямым оскорблениям, никак, впрочем, не поколебавшим невозмутимости Бэкона и давшим последнему повод пожаловаться на поведение коллеги Р. Сесилу.

В другой раз Бэкон вполне резонно заметил Коку: «если бы не ваша близорукость по отношению к вашему будущему, вы бы могли воспользоваться моими услугами»[424]. Но это был совет не для Кока.

В своих парламентских речах Бэкон с особой настойчивостью выступал за реформу законодательства, которое было перегружено давно устаревшими и ненужными нормами. «Чем больше законов мы создаем, – внушал Бэкон коммонерам, – тем больше ловушек, в которые мы потом попадаем»[425]. Многие с ним соглашались – надо модернизировать законодательство, но дело практически не двигалось.