Карл ввел новые налоги о таможенных сборах – теперь пошлину брали в зависимости от водоизмещения корабля и веса груза, причем не только с иностранцев, но и с английских судовладельцев. Вновь ввели отмененный парламентом в последние годы правления Иакова «корабельный» налог – не только с «сухопутных» графств, но и с дворянства. Вновь были введены монополии, тоже отмененные в свое время парламентом, – и значительно расширены. Теперь появились монополии не только на вино, но и на мыло, на соль, на почти все предметы домашнего обихода вроде посуды и ложек-вилок. Причем полагалось не только отдавать крупную сумму за патент на ту или иную монополию, но и ежегодно платить налог с прибыли. По всей стране разъезжали королевские комиссары, уговаривая народ «добровольно» дать взаймы королю. Карл вновь сделал запретными королевские леса, а под шумок отобрал некоторые у их законных владельцев.
Втихомолку – можно сказать, из-под полы – люди короля по его поручению торговали дворянскими титулами и государственными должностями. Карл по примеру отца пошел еще дальше. Новых дворянских титулов он не изобретал, но придумал кое-что другое, опять-таки уникальное в английской и вообще в европейской истории. Людей стали делать дворянами насильно. Высмотрев богача из «простых», король возводил его в рыцарское достоинство, за что новоявленный сэр должен был заплатить солидную сумму. А для тех, кто отказывался от этакой чести, нежданно-негаданно свалившейся на голову, ввели крупные денежные штрафы.
Снова заработал старый закон, запрещавший строить в Лондоне новые дома. Вообще-то его поддерживали многие незаинтересованные люди: население столицы при Карле достигло 200 000 человек, сгрудившихся на небольшой территории. Отсюда – грязь, антисанитария, болезни, рост преступности. Вот только для короля это стало еще одним способом зарабатывать деньги. К самовольным застройщикам – а их было немало – являлись люди короля и ставили вопрос ребром: или деньги на бочку, или дом снесут подчистую. И платили. И сносили…
Ну и по мелочам: Карл опять-таки пользовался доходами с имений дворянских и просто богатых сирот, чьим опекуном считался. При продаже земель уполномоченные короля по его приказу безбожно задирали цены. Налоги либо собирали с помощью солдат, либо передавали их сбор откупщикам, опять-таки использовавшим военную силу на широкую ногу.
И все же со сбором денег обстояло плоховато. Особенно крепко протестовали против «добровольных» займов – не бунтовали, а просто-напросто отказывались платить. В Корнуолле, когда туда нагрянули королевские комиссары и стали агитировать за займ, многие отказались выкладывать денежки. Поделать с ними ничего было нельзя – власти все же не могли перевернуть крестьян вверх ногами и вытрясать деньги из карманов, как когда-то Лиса Алиса и Кот Базилио поступили с Буратино. Один из земледельцев, грамотный и определенно зажиточный, оставил об этом воспоминания: «Одних склонили к этому громкими словами и угрозами, других убеждениями. У меня тоже чуть было не выманили денег, но, зная, с кем имеешь дело, я во время разговора с ними крепко держал руки в карманах».
Многие отказывались платить налоги, особенно таможенные и корабельный, ссылаясь на то, что без одобрения парламента они незаконны. С юридической точки зрения они были совершенно правы, но власти этим не заморачивались. Людей простого звания за неоплату насильно определяли в матросы или солдаты, купцов и дворян штрафовали, а то и сажали за решетку. Крупного предпринимателя сэра Чемберса, отказавшегося платить новые таможенные пошлины, оштрафовали на 2000 фунтов, а потом посадили. Причем все было проделано по закону: в тюрьму купца и дворянина отправили не по королевскому произволу, а в строгом соответствии с законами – «двенадцать присяжных его сословия»… В качестве присяжных выступили члены Суда по делам казначейства, совершенно «карманной» конторы при короле. Этот же суд объявил налоги, введенные королем без одобрения парламента, совершенно законными. Судьи с простодушным цинизмом объявили: король по определению не может совершить ничего незаконного. Широкие массы налогоплательщиков это нисколечко не убедило, и бегство от налогов стало в Англии прямо-таки национальным видом спорта. Причем сопротивление было пассивным, но действенным.