Остров костей

Меган все еще спала с игрушкой — плюшевым медведем, которого подарил отец на их последнее Рождество. Еще одна причина, почему у нее возникали проблемы с парнями: все мальчишки, с которыми она встречалась, начинали смеяться, узнав, что их подружка спит с плюшевым медведем.

«Где мы?»

Она не могла сообразить. Ноги шаркали по тротуару, Альберто поддерживал ее с одной стороны, Федра с другой, и это чувствовалось странно, потому что Альберто был высокий и костлявый, а Федра низенькая и округлая, и в итоге тело кренилось влево.

«Что происходит?»

— Все хорошо, Меган, — приговаривал Альберто. — Мы обо всем позаботимся.

Федра тоже что-то говорила, но Меган не могла разобрать. Они завернули за угол, и девушка поняла, что не совершенно потерялась. Она была на Фронт-стрит только во время заката и даже не представляла, как выглядит улица без толп народу. Откуда-то доносились крики и музыка, но они были очень, невозможно далеко Внезапно Меган осознала, что Федра продолжает говорить. Нет, продолжает начитывать что-то речитативом. Она начала выхватывать отдельные слова:

— …invictus… spiritus… phasmae… ligata…[4]

«Почему латынь?»

Они остановились. Меган хотела спросить, что происходит, но не смогла разжать губы. Федра бормотала уже громче, Альберто снова заговорил:

— Не волнуйся, Меган. Скоро всё закончится.

А потом она увидела в руке мужчины внушительный нож. Глаза Альберто залила чернота — смотрелось поразительно. Нож двинулся к ее горлу. Внезапно дурнота ушла, и Меган попыталась закричать, уже чувствуя, как лезвие касается шеи.

«Боже, нет! Спасите! Мама, где же ты?! Пожалуйста, кто-нибудь! Боже! Спасите!»

Вместо крика хлынул поток крови, и девушка упала на асфальт. Теперь она видела только собственную кровь, ужасно много крови, и слышала только латинскую скороговорку.

«Господи…»

Последнее, что она услышала, — восхитительный голос Альберто:

— Готово.

Глава 2

— С Новым годом, мальчики!

Сэм Винчестер приподнял стакан с шампанским — бокалов в посудном шкафу Бобби Сингера не водилось:

— И тебя, Бобби.

Дин Винчестер молча отсалютовал своим стаканом и заглотал его содержимое. Разглядывая явно неподходящую посуду, Сэм заметил:

— Знаешь, Бобби, я бы не подумал, что ты пьешь шампанское.

Бобби улыбнулся в бороду:

— Да, пиво мне больше по душе, но все-таки Новый год на дворе. Когда я был мальчишкой, мы всегда пили шампанское во время падения шара[5]. До сих пор стараюсь припасти бутылочку к концу декабря.

Сэм перевел взгляд на экран маленького телевизора, по которому как раз показывали огромную толпу на Таймс-сквер. Многие щеголяли в дурацких красных колпаках и очках в форме цифр 2008. Дин тоже вгляделся в изображение: в этот момент в объективе показался ведущий.

— Эй, какому гению взбрело в голову заменить Дика Кларка[6] на Райана Сикреста[7]?

— Дин, мужик все-таки инсульт пережил.

— Я в курсе…но почему именно Сикрест? Ведь Дик Кларк вел «Американскую эстраду»[8], а этот только и делает, что доказывает, что он не гей.

— Ну, еще он ведет программу «Американский идол»[9], — возразил Сэм.

Старший Винчестер припечатал младшего брата взглядом, означавшим, что тот снова покусился на какой-то столь любимый Дином эпизод поп-культуры:

— Чувак, ты же правда не пытаешься приравнять это унылое шоу а-ля «Мы ищем таланты» к «Американской эстраде»?

Не горя желанием выслушивать гневную тираду, Сэм сменил тему:

— Вообще-то, есть у меня одна теория.

Дин поднял бровь:

— Ух ты! Валяй, яви миру шедевр.

— Это долговременный план, нацеленный на то, чтобы пересадить мозг Дика Кларка в череп Сикреста, — Сэм ткнул пальцем в экран. — Признай, места там навалом.

Он порадовался, что смог сохранить невозмутимый вид, а Бобби серьезно добавил:

— Знаешь, кажется, у меня и заклинаньице есть подходящее.

Дин, наконец, расхохотался.

— Слава богу, — сказал Сэм. — А то мы тут типа празднуем, а ты изображаешь буку.

— Буку? — Дин покачал головой. — Ну спасибо, весельчак. Нет, я просто…ммм…просто задумался.

— Вот это меня и пугает, — сухо отозвался Сэм.

— Выкуси.

— Да что с тобой, Дин? — спросил Бобби уже по-настоящему серьезно.

— Со мной две тысячи восьмой год в основном.