— Ну, я вообще-то заместитель начальника Главка, — сказал десятиборец. — Главное управление спортивных единоборств.
Лучников засмеялся — шутка ему понравилась. Видимо, парень все же не так уж и туп.
— А что вы смеетесь, Андрей? — спросила, входя с подносом, Татьяна.
— Понравилась шутка вашего мужа. Главное управление спортивных единоборств — это звучит!
— Что же тут смешного? — удивился Суп.
— Такой Главк и в самом деле есть в нашем комитете, — сказала Таня. — Все нормально. Главк как Главк. Главное управление спортивных единоборств…
Лучников чувствовал себя пристыженным всякий раз, когда советская явь поворачивалась к нему еще каким-нибудь своим непознанным боком. Все же как ни сливайся с ней, до конца не постигнешь.
— Юмор все-таки существует: он в том… — сказал он, стараясь на Татьяну не глядеть, — что вы работаете в Главке единоборств, а сами-то десятиборец.
— Так что? — спросил муж.
Татьяна расхохоталась. Она уже успела «махнуть» большую рюмку коньяку.
— А мне как-то и в голову раньше не приходило, — сказала она. — В самом деле смешно. Десятиборец в единоборстве.
Хохот был несколько тревожащего свойства.
— Насчет десятиборья, так у нас прежних заслуг не забывают, — сказал муж. — Вот гляньте! Вот мои этапы. Восемь лет в первой десятке держался…
Кубки и бронзовые фигуры венчали югославский сервант. Лучникова немного раздражала заурядность квартирного стиля — все-таки дом Татьяны представлялся ему в воображении (если когда-нибудь представлялся) каким-то иным.
Пошла вторая рюмка. Про чай и думать забыли.
— Вот поэтому я так отлично сейчас трудоустроен, — пояснил муж. — Вы понимаете?
Лучников посмотрел на Татьяну — как, дескать, себя вести? — но она как будто и не думала ему подсказывать, хохотала, наслаждалась ситуацией.
— Понимаете, о чем я говорю? — десятиборец настойчиво пялил на Лучникова глаза над своей четвертой рюмкой.
— Понимаю.
— Ни черта вы не понимаете. У вас там спортсменов сразу забывают, наглухо, а у нас постоянная забота. Это понятно?
— Понятно.
— Что-то не замечаю, что вам понятно. По лицу такого не определяется.
— Ой, умру. — Татьяна заваливалась за спинку стула. — Андрюша, сделай умное лицо.
— Напрасно смеешься, — десятиборец взял жену за плечико. — У них одно, у нас другое. Вон товарищ тебе подтвердит без всякой пропаганды.
— У нас, конечно, не то, не так масштабно, — подтверждал Лучников, искоса поглядывая на Сашу, который сидел на тахте, поджав ногу. — У нас там Комитета по спорту вовсе нет. Все пущено на самотек. Многие виды изрядно хромают.
— Вот! — вскричал десятиборец, глядя в лицо своей жене, которая в этот момент, надув укоризненно губки, кивала чужеземцу — как, мол, вам не ай-я-яй.
— Что и требовалось доказать! — четвертая рюмка ухнулась в бездонные глубины. — А теперь ты еще скажи, что советские спортсмены — профессионалы!
— Никогда этого не скажу, — Лучников решительно открестился от такого приглашения.
— А ты скажи, скажи, — напирал Суп. — Думаешь, не знаем, что ответить?
— Он недавно на семинаре был по контрпропаганде, — любезно пояснила Татьяна.
Милочка в куртке и шапке с сумкой через плечо прошла через комнату к выходу и сердито там хлопнула дверью — ей, видимо, не нравилась бурно развивающаяся родительская пьянка.
— Фи-гу-рист-ка, — запоздало показал ей вслед слегка уже неверным пальцем десятиборец. — Сколько на вашей белогвардейщине искусственных катков?
— Три, — сказал Лучников.
— А у нас сто три!
Саша вытащил ногу из-под попки и направился в прихожую. «Моя походка, — подумал Лучников, — или его?» Гордо неся гордый лучниковский нос, Саша закрыл за собой дверь плотно и решительно. Явно дети здесь в оппозиции к коньячным беседам родителей.
— Хоккей, — кивнул ему вслед папа Суп. — Большое будущее!
— Ну, вот мы и одни, — почти бессмысленно захохотала Татьяна.
— Так почему же ты не отвечаешь на мой вопрос? — Десятиборец придвинул свой стул ближе к Лучникову и снова налил рюмки. — Ну! Профессионалы мы или любители?
— Ни то, ни другое, — сказал Лучников.
— То есть?
— Спортсмены в СССР — государственные служащие, — сказал Лучников.
Шестая рюмка повисла в воздухе. Челюсть у десятиборца отвалилась. Таня зашлась от восторга.
— Андрюшка, браво! Суп! Ты готов! Сейчас лягушку проглотишь! К такому повороту их на семинаре не подготовили!
Она раскачалась на стуле и влепила Лучникову поцелуй в щеку. Стул из-под нее вылетел, но она не упала (атлетические реакции!), а перелетела на колени к Лучникову и влепила ему еще один поцелуй, уже в губы.
— Ты, однако, Татьяна… — пробормотал десятиборец. — …Все же невежливо, между прочим… чужого человека в губы…
— Да он же нам не чужой, — смеялась Таня и щекотала Лучникова. — Он нам идеологически чужой, а по крови свой. Русский же.
— В самом деле русский? — удивился супруг. Лучников чрезвычайно вдруг удивился, обнаружив себя в
зеркале стоящим с открытым гневным лицом и с рукой, в собственническом жесте возложенной на плечи Татьяны.
— Да я в сто раз более русский, чем вы, товарищ Суп! Мы от Рюриковичей род ведем!…