За полтора года до этого я присутствовал на диспуте советских и американских студентов в Московском государственном университете. Кто-то из американцев назвал тогда предстоявшую стыковку внешне эффектным фактом для прессы, не способным затронуть души простых русских и американцев. Прогноз оказался в корне неверным.
Я перебираю сейчас в памяти все, связанное с моим пребыванием на Окинаве, и могу сказать, что самое сильное впечатление осталось от тех незабываемых дней на «Экспо», когда стриженые парни в джинсах подходили к нам и жали руки, поздравляя с совместной стыковкой. Они были совершенно искренне рады тому, что с советскими людьми можно сотрудничать и укреплять дружбу.
Капитан ВВС Боб Пиппин пришел в наш павильон в костюме для народных танцев с партнершей в пышной пачке: офицерские клубы устраивали на выставке свои представления. Беседа настолько увлекла его, что забытая дама так и ушла одна. Капитан говорил о политике, используя ковбойские мотивы:
— В баре за столом сидят два ковбоя. Кольт Билла направлен на Джона, дуло Джона смотрит прямо в грудь Билла. Кто бы из них первым ни выстрелил, получит в ответ смертельную пулю. Поэтому никто из них не стреляет. Они пытаются уговорить друг друга бросить оружие. Но каждый боится сделать это первым. Вдруг да его примеру не последуют!
Круглое лицо моего собеседника даже покраснело от напряжения, как будто он решал задачу великой важности.
— Я имею в виду наши страны. И мы понимаем, и вы понимаете, что гонка вооружений бессмысленна. Нашей стране позарез необходимы те миллиарды, которые идут на ракеты и самолеты, вашей — тоже. Но мы военные, наше дело получить приказ и действовать. Пусть договариваются политики.
Рассказ про ковбоев не так уже оригинален. На миф о «советской угрозе» американские газеты не жалеют бумаги, а радио и телевидение — времени. В казармах идею об «агрессивности» Советского Союза вдалбливают с еще большим рвением.
Неудивительно, что многие из расквартированных на Окинаве солдат и офицеров верят в постулаты «холодной войны». Боб Пиппин тоже не безгрешен. Но его действительно беспокоит то, что соотечественникам в Штатах не живется лучше оттого, что в Кадэне становится больше самолетов.
Еще одна встреча в павильоне заставила предаться воспоминаниям. В сентябре 1973 года вместе с корреспондентом американской газеты, «Крисчен сайенс монитор» Лео Грулевым я побывал на воинском кладбище в Полтаве. Там среди могил советских воинов похоронены два американских летчика — Рэймонд Эстеле и Джозеф Кукачек. Они погибли во время налета фашистов на аэродром, который в годы войны советские и американские самолеты использовали совместно. И вот спустя два года их боевой товарищ пришел к нам.
Сейчас этому человеку уже за шестьдесят. Его зовут Джон Уоллес. После ухода в отставку он остался жить на острове вместе с двумя окинавскими мальчишками — приемными сыновьями.
— Я не помню всех подробностей того налета, имен русских, с которыми встречался. Время стирает из памяти детали, но мы, ветераны той великой войны, помним и, пока живы, будем помнить, что с русскими мы сражались за чистое небо над всей землей.
Уоллес крепко пожал мою руку и направился к выходу из павильона. На несколько мгновений он задержался в дверях, ослепленный заходящим солнцем. Казалось, оно садилось где-то возле острова Иэ, и оттуда до выставки через пролив тянулся широкий огненный след.
Окинава провожала нас ласковым безоблачным утром. Мы ехали по шоссе № 58 в аэропорт Нахи. Восход застал наш автобус в пути возле Кадэны. Небо было совершенно безоблачным, и край солнечного диска хорошо просматривался за колючей проволокой авиабазы. Бетонные бункера складов бросали на дорогу длинные черные тени.
INFO