Но вот лодки перевязаны, нагружены, «Камбала» отцеплена, и дан сигнал к отплытию.
Мы сидим в лодках. «От края и до края, от моря и до моря», — несется из патефона. Оставляем протоку и входим в Амур. Легкая зыбь не нарушает покоя. Строенные лодки идут плавно, без качки. Мы неплохо устроились, пожалуй, удобнее, чем на халке. Когда катер покидает Амур и входит в Амгунь, Осадчий дает в небо дуплет из ружья. Теперь идем на юго-запад. Амгунь извилиста, широка. Правый берег ее низкий, равнинный, без единого куста на большом протяжении; левый — в кустах. Жара нестерпимая, жгучая. Разделись и лежим в одних трусах. Распаренные, вялые, лениво перебрасываемся бесцветными словами. Покупаться бы, да где там. Идем против течения: бросься в воду, и не догнать будет «флотилию». В горле пересыхает, и сколько ни пьешь, все пить хочется. Так продолжается до тех пор, пока солнце, обагрив небо, не скрывается за сопкой. Вечер приносит прохладу. Едем меж лесистых берегов. Длинные кисти ветвей свисают над водой, иногда задевая лицо. Впереди, с катера, раздается выстрел, и, рассекая воздух, над верхушками деревьев проносится ошалевшая от испуга утка. Утки поднимаются то поодиночке, то стаями. Много выстрелов прогремело в устье Амгуни, много «дырок» появилось в небе, но мало пользы было от них. У меня тоже есть ружье, и я с нетерпением жду, когда же сам пальну.
В лесу темнеет быстро. Опять заунывное пение комаров. Курим много, с единственной целью — избавиться от них. У берега тусклым пятном виднеется лодка.
— Лодка! — кричит Осадчий с катера.
— Ну! — откликается кто-то глухим голосом.
— Где Амгунь?
— По ней плывешь… Дальше остров будет, сворачивай в левую протоку, вправо не ходи!
— Далеко?
— Километров пять.
«Флотилия» проходит эти километры, вплывает в протоку, но протока сужается, берега придвигаются, ветви трутся о борта. И наступает полнейшая тишина.
— Буксир! — слышен голос механика.
— О-го-го! — несется с лодок.
— Отвязывай!
— Пошто? — кричит Игорь Пучковский.
— Заехали!..
— Лодки, — несется в тишине голос Осадчего, — заряжай ружья!
— Пошто? — теперь уже кричу я, так как только у меня и есть ружье на весь буксир.
— Для обороны, в случае нападения!
— Есть! — под общий хохот кричу я и заряжаю ружье жаканом.
Смеяться есть над чем: видимо, Осадчий подозревает подвох со стороны того, кто направил нас в слепую протоку. Наверно, в детстве начитался Фенимора Купера, и теперь это всплыло.
— Все на разворот! — кричит Осадчий.
Катера не видно, заметен только зеленый огонек на его мачте. В темноте раздаются голоса, изредка — ругань. Лодки медленно перемещаются с места на место, закручиваются в спираль, и катер, зафыркав, проходит в свободное пространство и останавливается перед буксиром. Привязывают к нему канат, и «флотилия» имени «Прощай, молодость», как ее окрестил Игорь, трогается в дальнейший путь под пластинку «Смеющийся саксофон».
Ночь душная. Хочется спать на открытом воздухе неукутанным, но комары…