Читаем Остров любви полностью

У нее избыток энергии. Она не может ни минуты усидеть на месте. Вечно движется, что-то делает. Раз пять уже поднималась вверх на оморочке. Ничто ее не пугает, ей все интересно. Громкий голос, смех, размашистый жест — это Маша.

— Ходила сейчас в тайгу. Амгунь здорово разлилась. Глядите, какая я мокрая. Вода, везде вода. Я провалилась там, здорово ушиблась. Но ничего, заживет…

На нее нельзя глядеть без улыбки. И у каждого мелькает мысль ей сказать: «Какая ты, Маша, молодчина!» Да, не всякий парень решится сесть в оморочку и выехать на середину Амгуни. А ей хоть бы что, будто так и надо.

После обеда я поехал вместе с охотником Васей в оморочке исследовать протоку. Она нас вывела в совершенно спокойное, без морщинки, озеро. Тишина. Ни всплеска, ни шелеста. Даже комары куда-то исчезли Вода черная, непроницаемая. Все же поехали. Достигли противоположного берега и оттуда увидали Амгунь. Если плыть по Амгуни от нашей стоянки, то поездка отнимет часа четыре, а по протоке и озеру — меньше часа.

16 июля. Ветер прибежал с мыса, упал на воду и, сморщив ее, скрылся в мелком береговом кустарнике. Так начиналось утро. Туман, словно дым, тянулся с Амгуни. Вода за сутки поднялась еще на пятьдесят сантиметров.

— Приготовиться к отъезду!

Быстро замелькали люди, зазвенели котелки, загудели голоса, и лодки одна за другой стали подъезжать к палатке К. В. Он собственноручно проверил каждую, испытав на веслах, догружая или разгружая, смотря по осадке.

Караван тронулся. Впереди — К. В. За ним, одна за другой, то скученно, то гуськом, потянулись остальные. Я еду с двумя рабочими — Перваковым и Баженовым. На нашей лодке три мешка муки и личные вещи. В том месте, где была стоянка, из-за подъема воды образовалось нечто вроде бухты. Лодки рассыпались по ней, и это похоже не то на праздничное гулянье на Кировских островах, не то на военные приготовления индейцев.

Из бухты лодки вышли на быстрину. Вода затопила прибрежный тальник, проносится с бешеной силой. Мы откладываем весла и хватаемся за ветки, подтягиваемся и протаскиваем лодку вперед. Жарко. Потные, с раскрытыми воротами рубах, облепленные комарами, в ореоле бесчисленного множества мошек, вьющихся над головой, залезающих в рот, в уши, в нос, под перегуд и жужжание паутов, продвигаемся вперед, отвоевывая по сантиметру. Так продолжается долго, в мне не видно ни первых, ни последних.

— Нажать на весла! — кричу гребцам, когда быстрина остается позади. Две пары весел одновременно подымаются и опускаются. Я стараюсь выгадать каждый метр, — для этого то направляю лодку в тальник, то срезаю угол. — Нажать! Сильно!.. Весла на борт! — И лодка, прорываясь меж переплетений тальника, выходит на простор Амгуни. Теперь я вижу лодки К. В., Забулиса, Прищепчика. Они пристали к берегу. Стоянка.

17 июля. Утром водомерный столб показал «19».

— Надо собираться, — видя, как вода подбирается к палаткам, сказал К. В.

Он решил организовать отряд «теодолитного хода». В него вошли нужные для этого инженеры, радист, повар и наиболее сильные рабочие. Отряд оторвется от нас, чтобы скорее приступить к работе.

За тайгой раздался рокочущий удар грома. Он отдался по другую сторону Амгуни, перекликнулся в сопках и погас где-то далеко-далеко. Я гляжу на небо. Солнца не видно, оно скрыто матовой пеленой. Тихо. Слышны только стрекот кузнечиков да шум Амгуни.

К. В. с отрядом уехал.

18 июля. Вода начала падать. Выпрямляются ветви тальника. Сегодня особенно много комаров, и как я ни прячусь, стараясь написать хоть пару строк, мне это не совсем удается, но все же пишу, хоть и отвлекаюсь ежесекундно.

19 июля. Появилась мошка. Кто только нас не кусает: пауты, слепни, оводы, комары, мошка и даже осы. Их много. Особенно ос боится И. О. Достаточно одного слова — «Оса!», — чтобы он, как припадочный, завертел головой. Еще бы, его дважды кусали они — в палец и в грудь.

— О дьявольщина! — кричит он и начинает отмахиваться всем, что попадет под руку.

Рабочих разбудили в четыре часа. Нас — в пять. А выехать смогли только в девять. Во избежание непредвиденных осложнений и для лучшей организации К. А. Мозгалевский разбил лодки на порядковые номера для следования в пути. Моя лодка — № 11. Немного обидно плестись в хвосте, но зато, учтя ошибки передних, можно неплохо продвигаться вперед.

Мне видно, как лодки с нашего берега устремляются на середину, как их относит течение и как много ниже они пристают к тальнику. Отплываем и мы.

Мозгалевский свернул в протоку. Течение в ней такое же сильное, но она сокращает путь. Въехали и мы в протоку. Против нас полуостров, за ним темно-синяя далекая сопка. Полуостров ярко-зеленый, и зеленой кажется прибрежная вода. И вокруг густой лес. За нами неотрывно следует табун комаров. Они облепили руки, и нет возможности согнать их. Только стоит встряхнуть рукой, как течение вырывает весло и нос лодки сразу же заворачивает на быстрину. Приходится терпеть. Терпим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии