Остров Локк

Состояние моё было скверным. Кисти рук и колени противно подрагивали от напряжения, перед глазами всё покачивалось. Очень хотелось пить.

Немного отдышавшись, я вставил деревянный брусок в дужку замка и вывернул его вместе с петлями.

У старого плотника была душа антиквара [22]. Как хорошо я понимал внутренний мир таких людей! Я и сам, признаюсь, подвержен этой страсти, этому необъяснимому наслаждению, которое проявляется стеснением в груди и трепетом в пальцах при виде какой-либо древней, не из нашего века вещицы, невесть каким чудом дотащившейся до наших дней. Может быть, хранимые ими картины потерянных лет придают им значительность, и их молчаливость становится приобретающим исключительное значение фактом, или же что другое – есть, право же, есть какая-то сладкая, мистическая тайна в том, как притягивают иных людей такие предметы.

Старинные вещи противопоставляют себя своим современным братьям – и выигрывают борьбу за наше предпочтение с лёгкостью необыкновенной. Неважно, какого рода эти предметы – или это курительная трубка, или перстень, – да что угодно, – изъеденный ржей и плесенью подсвечник, витиеватый иссушённый стул, пожелтевшие игральные кости… Такие вещи разыскиваются с достойным примера усердием, чистятся, отлаживаются, очень часто отбираются у близкой смерти и затем пополняют собой коллекции.

Конечно же, у каждого антиквара своя мелодия. Кто-то избирает предметом своей страсти часы, кто-то монеты, или фигурки из слоновой кости, или столовое серебро…

Мой плотник собирал и хранил старинные инструменты.

Сначала я вынул и поставил на палубу плоский ящичек с множеством отделений, в котором лежали россыпи мелких металлических предметов – иглы, шильца, свёрла, буравчики, железные и медные гвозди. Затем из сундука появился точно такой же ящичек, но с отделениями побольше, в котором покоились отвёртки с пожелтевшими костяными ручками, несколько ножниц, щипчики, клещи, железные линейки. Кроме того, здесь были синеватые жестяные коробочки (я их не открывал), зубильце, крохотные напильнички с ручками в виде гранёных шариков, тиски, резцы по дереву и молоточки. Лежала ещё тут странная проволока – свёрнутая в тугой моточек металлическая блескучая нитка с острыми насечками по всей длине. На концах её были закреплены два костяных шарика с ноготь величиной. Я не сразу догадался, что этой “змейкой” можно легко перепилить, например, дубовый тюремный засов.

Я продолжал опустошать сундук, и на свет появились долота с полированными дубовыми рукоятками и стамески с металлическими бочонками вместо ручек. За ними шли четыре буковых рубанка разной величины, два коловорота, бурав и уровень в виде бруска лакового красного дерева со стеклянной трубочкой в центре, наполненной прозрачной жидкостью, в которой покачивался воздушный пузырёк. Ещё я достал ножницы с длинными ручками и широкими лезвиями – для резания жести; круглый точильный камень; похожую на большую книгу деревянную шкатулку, в которой оказались двенадцать напильников разного сечения с ореховыми рукоятками. К этому всему прибавились небольшой тигель [23] и паяльник в виде головы птицы на длинной железной ручке.

Каким-то чудом один лишь вид этих бесценных предметов избавил меня от слабости и головокружения. Я подумал, что никому на всём свете эти вещи не были так необходимы, как мне, и нигде не были бы так уместны, как здесь, в моих руках. Теперь я мог смело отправляться на Белый остров, чем бы он меня ни встретил. Я мог сделать любые приспособления для охоты, для собственной защиты, для возведения жилья и обустройства быта. Если же судьбой мне определено жить там долгие годы, то мне будет чем занять свои руки, чтобы не сойти с ума.

Наконец, уже на самом дне сундука, под скрученными в мотки кожаными шнурами, открылись два ящика с выдвижными крышками. Они были заполнены всевозможными железками – от разной величины винтиков и часовых колёс до кусочков олова и канифоли. В одном из них, поверх всей этой мелочи, лежало большое круглое кольцо с надетыми на него ключами.

Это были запасные ключи от всех корабельных кают.

Схватив эту находку, я бросился вниз, запинаясь о разложенные на палубе инструменты.

СОКРОВИЩА КАЮТЫ

После солнечного света глаза в тёмном коридоре почти не видели, и дверь каюты капитана я отыскал на ощупь. Без труда подобрав ключ, я отомкнул замок. Дверь тихо скрипнула, раскрываясь.

В каюте было светло, так как шторки на обоих окнах были раздвинуты. Пол усеян вещами, попадавшими вниз во время шторма. Здесь были бумаги, обувь, шляпы, постельное бельё, подсвечник, столовые приборы.