Остров Медвежий

Нимало не обеспокоенный близким соседством Косой, недавно заглянувшей к ним, храпел Эдди, электрик. Сесил Голайтли не спал. Он был очень бледен и изможден, но, похоже, чувствовал себя вполне сносно. Главным образом потому, что рядом сидела Мэри Стюарт и держала его за руку.

– Господи Боже! – воскликнул я. – Вы все еще здесь?

– А как же иначе? Вы же сами велели остаться и присматривать за больным.

– Вы очень добры. Лучше себя чувствуете? – спросил я Герцога.

– Гораздо лучше, доктор, – прошептал он едва слышно.

– Хотелось бы расспросить вас кое о чем, – продолжал я. – Несколько минут мне уделите?

Больной кивнул. Мэри проронила: «Тогда я вас покидаю», – но я положил ей руку на плечо.

– Ни к чему. У нас с Герцогом от вас секретов нет, – произнес я, внимательно посмотрев на Сесила. – Но, может быть. Герцог что-то от меня скрывает?

– Я? – искренне удивился Сесил.

– Скажите, когда вы начали испытывать боли?

– Боли? Примерно в половине десятого – десять. Точно не помню.

Куда подевался его живой ум и веселый нрав? В эту минуту Герцог и в самом деле походил на встрепанного воробья из предместья Лондона.

– Когда со мной это стряслось, не до часов было.

– Еще бы, – сочувственно сказал я. – После ужина вы ничего не ели?

– Ничего, – уверенно заявил Сесил.

– Может, съели… ну, какой-нибудь пустяк? Видите, Сесил, я удивлен.

Мисс Стюарт вам сообщила, что заболели не вы один? – Герцог кивнул. – Вот что странно. Остальные почувствовали недомогание тотчас после приема пищи. С вами же это произошло час спустя. Именно это меня и удивляет. Вы больше ничего не ели? Точно?

– Доктор! – обидчиво произнес Герцог. – Вы же меня знаете.

– Потому и спрашиваю. – Мэри укоризненно взглянула на меня. – Видите ли, мне известно, что у тех, кто испытывал боли в желудке, было пищевое отравление, и я знаю, как их лечить. Ваша же болезнь, видно, иного рода.

Какова ее причина, мне неведомо. Чтобы не рисковать, сначала необходимо поставить диагноз. Завтра утром и позднее вы будете испытывать сильный голод, но я должен предупредить вас, чтобы вы ничего не ели. Иначе это вызовет такую реакцию, что на сей раз спасти вас не удастся. Надо дать вашему организму передышку.

– Не понимаю, доктор.

– Ближайшие три дня только чай и сухари. Герцог с убитым видом посмотрел на меня.

– Чай и сухари? – заныл он. – Целых три дня?

– Для вашего же блага, Сесил, – похлопал я его сочувственно по плечу и выпрямился, готовясь уйти. – Хочу, чтобы вы поскорей поправились.

– Мне жуть как захотелось есть, – вдруг с жаром произнес Герцог.

– Когда?

– Около девяти.

– Около девяти, то есть через полчаса после ужина?

– Да. Я зашел на камбуз. На плите стояла сковорода. Я успел съесть всего одну ложку, когда послышались шаги двух человек, и я спрятался в кладовку.

– И стали ждать?

– Пришлось, – словно совершив акт гражданского мужества, произнес Герцог. – Если бы я приоткрыл дверь, меня бы заметили.

– Итак, эти двое вас не заметили и ушли. Что было потом?

– Оказалось, они очистили всю сковороду, – с огорчением отозвался Сесил.

– Ваше счастье.

– Счастье?

– Это были Моксен и Скотт, стюарды. Не так ли?

– Как вы догадались?

– Они спасли вам жизнь, Герцог.

– Как это?

– Съев вместо вас жаркое. И вот результат: вы живы, они оба мертвы.

Аллену и маленькой Мэри, видно, надоело бодрствовать; салон был пуст.

До встречи с Хэггерти у меня оставалось пять минут. Надо успеть собраться с мыслями. Но тут я понял, что у меня нет и пяти минут: я услышал, как кто-то спускается по трапу. Делая неимоверные усилия, чтобы не упасть, Мэри Стюарт села, вернее, плюхнулась в кресло напротив меня. Миловидное лицо ее было изможденным, серого оттенка. У меня не было досады на нее за то, что своим появлением она нарушила ход моих мыслей: по отношению к этой латышской девушке я не мог испытывать даже отдаленно враждебного чувства. Кроме того, она наверняка хотела поговорить со мной; она пришла за помощью, поддержкой, пониманием – шаг непростой для такой гордой, независимой особы.

– Нездоровится? – спросил я невпопад, но докторам невоспитанность сходит с рук. Мэри кивнула, сжав кулаки так, что побелели суставы. – А я думал, вы хорошо переносите качку, – произнес я, слегка коснувшись ее рукава.

– Дело не в качке.

– Мэри, почему бы вам не прилечь и не попытаться уснуть?

– Вот как! Отравлены еще два человека, а вы предлагаете идти спать и видеть приятные сны? – Я ничего не ответил, и девушка продолжила довольно неприязненным тоном:

– Ведь вы не из тех, кто умеет сообщать дурные вести как подобает.

– Профессиональная черствость. Но вы пришли не за тем, чтобы упрекнуть меня в бесцеремонности. Что случилось, дорогая Мэри?

– Почему вы называете меня «дорогая»?

– Вас это обижает?

– Вовсе нет. Когда это произносите вы. – В устах любой другой женщины слова эти прозвучали бы кокетством, тут же была констатация факта, не больше.

– Так в чем же дело? – спросил я с умным видом. – Рассказывайте.

– Мне страшно, – призналась она.