Остров мертвых

Родители Хинако не навещали дом много лет, доверив все заботы о нем соседской семье Оно. Небольшая арендная плата квартирантов шла на ремонт и содержание. Старики никак не решались расстаться с домом — ведь он был последней ниточкой, связывавшей их с родиной и согревавшей душу.

Послышался шум подъезжающего автомобиля, и в воротах показался небольшой белый хэтчбек.

— Вы уж простите нас! Заждались, наверное?

Из машины выскочила бойкая тоненькая девушка. Вслед за ней выбрался коренастый мужчина с оспинами на лице. Это были супруги Кэн и Кацуми Морита, последние три года снимавшие дом. Хинако звонила им из Сакавы предупредить, что скоро будет.

Едва представившись, Кацуми радостно защебетала:

— Такая честь для нас! Мы ведь большие ваши поклонники. Даже ваши плакаты — помните, там, где робот и Пьеро, ну прямо как настоящие?! — дома повесили, еле выпросили в магазине электроники! А тут совсем недавно от господина Оно узнали, что живем-то, оказывается, в доме той самой Хины! Вот уж мы удивились!

Хинако смущенно поблагодарила. Она и представить себе не могла, что ее популярность докатилась до родных мест.

Кэн добродушно потрепал по плечу жену, настойчиво зазывавшую Хинако посмотреть на их недавно выстроенный дом:

— Отстань. Человек с дороги, а ты голову своим стрекотом морочишь. Госпожа Мёдзин только что из Токио, устала.

Однако не прошло и нескольких секунд, как пристыженная Кацуми снова начала петь дифирамбы. За время столичной жизни Хинако отвыкла от столь бурного проявления эмоций. Они, токийцы, сперва незаметно прощупывают собеседника, и не дай бог нарушить дистанцию или, наоборот, слишком близко подпустить к себе другого. Неожиданно Хинако поймала себя на том, что в душе посмеивается над простодушной открытостью Кацуми.

Кэн отпер входную дверь, и девушка ступила в дом. В нос моментально ударил затхлый запах сырости. Супруги Морита выехали отсюда больше месяца назад.

Кацуми не замолкала ни на секунду:

— Свои вещи мы все вывезли. Бумагу в раздвижных перегородках поменяли. Дверь в ванной — с плотником договоримся, он заменит. Пропан пока есть, телефон работает — так что жить можно. Что еще? В этой комнате татами обновили. Как по мне, Хина, так я бы тут спальню сделала.

Хинако вздрогнула, услышав из уст соседки набивший оскомину псевдоним, и мягко попросила не называть ее этим дурацким именем.

В голове снова послышался раздраженный голос: «Послушай только: Хинако Мёдзин. Да от тебя за версту несет провинцией! Нам нужно что-то более яркое, вкусное, городское. Хина… Точно. Причем латинскими буквами — HINA. То, что надо». Это были его слова, слова Тору Савады.

Хинако едва заметно нахмурила лоб. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о нем.

Кэн потянул вверх рольставни, в комнату хлынул свет, и из сумрака постепенно начали проступать забытые черты милого сердцу дома. Хинако неторопливо ходила по комнатам. Вот матовая стеклянная дверь между кухней и столовой. Две комнаты в японском стиле. Рядом небольшая европейская комнатка.

Их дом постройки середины эпохи Сёва [7]был чуть ли не первым в Якумуре образцом эклектики — смешения японского и европейского стилей. Да… Когда-то родной дом был предметом ее гордости. Теперь он обветшал, оконные рамы и опоры расшатались, по стенам побежали трещины. Семейный алтарь [8]в углу кухни покрылся толстым слоем пыли. Лишь холодильник, старенький кухонный стол да немудреная утварь говорили о том, что здесь могли бы жить люди.

— Мы тут и посуду кое-какую вам оставили. Не бог весть что, конечно, но авось сгодится. Вы пока пользуйтесь, не стесняйтесь. А как уедете, мы заберем. — Хинако пыталась благодарить, но Кацуми уже не слушала ее, открывая холодильник. — Вот я растяпа! Надо было вам чего-нибудь холодненького приготовить попить с дороги. Что тут у нас? Ячменный чай. Вот и отлично. Вы присядьте пока, я мигом заварю.

Кацуми привычным движением потянулась за посудой, и Хинако вдруг почувствовала укол ревности, оттого что посторонний человек хозяйничает в ее доме. У нее словно незаметно, по миллиметру отбирали что-то очень родное и любимое.

Это ее дом! Вот чайная и столовая, где они носились с братом. Стеклянную кухонную дверь вечно распахивало сквозняком. Вот здесь, у жаровни, бабушка часто месила тесто из гречневой муки. А еще дед, старший офицер, любил выкурить сигару на веранде.

Хинако вышла на веранду и обвела взглядом сад. Прямо перед ней в густом бархате листьев стояло знакомое с детства деревце хурмы. Рядом росла нандина, [9]некогда хилая и хрупкая, а теперь уже ростом с Хинако. За пышными кронами было не разглядеть Якумуры. А ведь когда-то открывавшийся из сада вид был главным предметом гордости отца — сюда, на эту веранду, он непременно тащил каждого гостя, желая произвести впечатление.

Кацуми принесла ячменный чай со льдом, и они втроем устроились на веранде. Расспросов избежать не удалось, и Хинако нехотя рассказала, как уехала отсюда двадцать лет назад, еще до окончания начальной школы.

Кэн задумчиво протянул:

— А вы с Фумия Акисавой, случайно, не вместе учились?