Испугался волк, выскочил из землянки и ну бежать! А кровь из раны так и льется. Увидели кровь другие волки, испугались и бросились убежали волки в глубь тундры. И теперь никогда не тревожат белух. Вот почему на берегу моря волков нет, а в тундре их много и они давят оленей.
Глава IX
Наша первая полярная ночь. Морозы свирепые. Жестокие, беспрерывные метели и отсутствие солнца мешают сколько-нибудь отдаленным поездкам. Запасы мяса быстро уменьшаются. Мы уже начали кормить собак вареным рисом и потеряли почти половину из них. С каждым днем настроение падает. Среди людей начались заболевания. Заболел и самый опытный, преданный и энергичный эскимос Иерок…
Когда я вошёл в ярангу, Иерок лежал, укутанный в меха, и бредил. Вместо дыхания у него вырывалось хрипение, в груди клокотало. Он часто повторял: «Сыг'лыг'ук'! Сыг'лыг'ук'!» На минуту он пришел в сознание и приветствовал меня: «А, умилык. Компани». Но тут же начал бредить. Приглашал меня на охоту, спросил: «А Таяна возьмём?» И забылся.
Я видел, что старик не перенесёт болезни. Конец его близок. Больно сжалось сердце. В памяти пронеслись эпизоды нашей совместной жизни. Вспомнилось, как он в тёмную, бурную ночь собрал; охотников и отправился на вельботе выручать Таяна, Анакулю и меня, терпевших бедствие на байдаре. Встала перед глазами его маленькая, приземистая фигура, освещенная светом костра, когда он поддержал меня, горячо выступив против суеверий своих сородичей. Пронеслись в памяти картины совместной охоты и длинные вечера, проведённые в палатке около сооружённой им жировой лампы…
Всегда бодрый, весёлый, смелый, готовый каждую Минуту прийти на помощь товарищу, заражавший всех своей энергией, теперь он уходил от нас, и ничего нельзя было сделать.
Я терял человека, который понимал меня, был незаменимым товарищем, с которым нас крепко сроднили пять месяцев совместной жизни и борьбы.
Я вышел из яранги с тяжёлым сердцем.
У входа стоял Кивъяна. За последние дни он заметно похудел и загрустил. — Плохо, плохо, — с надрывом проговорил он.
Я знал, что его гложет. Он боится не только за Иерока, но и за себя. Раньше, когда заходил разговор о расселении по острову, он всегда заявлял:
— Куда Иерок, туда и я. А теперь старик на пути, пуститься по которому Кивъяне совсем не хочется. И суеверный страх давит его.
Побродив по берегу, я пошёл домой и взял книгу. Но сегодня не читалось.
Около полуночи под окном проскрипели шаги и раздался стук в двери. Я бросился открывать и, столкнувшись с Павловым, услышал:
— Иерок умер.
Сегодня Иерока похоронили.
На покойника надели будничную кухлянку, такие же штаны, торбаса, шапку и рукавицы. Уложили тело на оленью шкуру и накрыли одеялом. Поверх одеяла вдоль тела был положен длинный деревянный брусок. Завернув концы постели и одеяла, тело вместе с бруском увязали тонким ремнем, оставив с каждой стороны по три петли. Теперь покойник напоминал хорошо спеленутого ребенка, только головы не было видно, а ноги по щиколотку торчали наружу.
Покойника положили на середину полога, и одна из дочерей поставила на него деревянные блюда с вареным мясом. Все присутствующие сели вокруг, и началась прощальная трапеза. В заключение всем было налито над умершим по чашке чая, а на блюдо насыпали сухари.
По окончании чаепития тело вперед ногами вынесли из яранги, поддерживая за петли, прикрепленные с боков. Позади яранги стояла приготовленная нарта, но тело положили не на неё, а рядом — ногами к северу. Все присутствующие сели на снег. Ближе всех сел Тагъю, руководивший похоронами. Я было остался стоять, но мне сделали знак, чтобы я тоже сел.
Етуи стал у головы Иерока, Кмо у ног, и оба взялись за торчащие концы бруска. Тагъю и Аналько начали задавать покойнику вопросы, и… мёртвый «заговорил». После каждого вопроса Етуи и Кмо приподнимали тело за брусок. Подпонятиям эскимосов, если покойник даёт утвердительный ответ, то поднять его легко, а когда он хочет сказать «нет», то становится тяжёлым и два человека с трудом поднимают его с земли. Мне объяснили, что иногда покойник словно прирастает к земле и его никакими силами не оторвешь.
Иерока спрашивали:
— Отчего ты умер? Не зашаманил ли тебя кто-нибудь? Етуи и Кмо натужно поднимают покойника — значит «нет».
— А после тебя никто не умрёт? — «Нет». — Будет ли у нас мясо? — «Да». — Закапывать тебя в землю? — «Нет». — Разве ты куда-нибудь хочешь уйти? — «Да». — Ты, наверно, пойдешь на землю, где похоронена твоя жена? — «Да».
Опрос окончен. Тело кладут на нарту ногами вперед. У изголовья ставят небольшой деревянный ящик с продуктами и снаряжением покойного. Впрягают собак. Процессия трогается.