Остров метелей

— Зимой солнце далеко уходит в сторону от земли, — ответил он. — Поэтому в Чаплине зимой оно видно очень низко. А так как мы сейчас находимся на острове, а южнее нас лежит земля, то эта земля и закрывает солнце. Не будь этой земли, у нас сейчас было бы солнце.

22 декабря 1926 года. Сегодня я уже чувствую себя лучше. Днем начали обкладку дома снегом. Рассвирипевшие в первой половине декабря морозы дают себя чувствовать и в помещении. Тепло только в моей комнате. Стены хорошо проконопачены, да их до крыши еще занесло огромными сугробами, так что любой мороз не страшен.

В комнате Павлова стены обледенели, у Савенко и на кухне к утру температура падает до 1°.

Чем дальше, тем морозы будут, вероятно, сильнее, поэтому я и собрал сегодня людей и начал обкладку дома.

Снег ломается глыбами. После обработки получаются огромные кирпичи. Некоторые из них можно поднять только втроем. Время от времени работу приходится Прекращать. Начинается пурга и разгоняет людей по ярангам.

В 9 часов вечера я укутался в меха и вышел прогуляться. Постель и комната нестерпимо надоели, и как только мне становится полегче, я стараюсь улизнуть из помещения. Доктор ворчит на меня. Я соглашаюсь, что поступаю опрометчиво, но я не привык к длительному пребыванию в помещении и просто не нахожу себе места.

Температура —27°. Небо серо-синее, но когда оглядываешься, видно, что оно отливает зеленым. Луна словно подернута дымкой, вокруг нее ясный светлый венец. Через час возвращаюсь домой.

Прогулка не прошла для меня безнаказанно, и мне снова пришлось пролежать несколько дней в постели. 25 декабря я вышел ненадолго полюбоваться полярным сиянием, которое в тот вечер поднималось белесоватой дугой на 10–12° над горизонтом. Я заметил, как по небу пронеслись два метеора.

Когда я наутро вышел из дома, Павлов с Кивъяной, очищавшие склад от набившегося в щели мелкого, как песок, снега, отдыхали у дверей и внимательно смотрели на' юг.

Кивъяна встретил меня словами:

— А! Скоро солнце ходи. Здравствуй! Хорошо? Я знал, что до солнца еще далеко, и ответил:

— Еще один месяц, и тогда придет солнце.

— Нет, я думай, скоро ходи его — посмотри, какой красный небо, — он показал на юг. Действительно, над горизонтом было яркое оранжево-красное пятно, бледнеющее к востоку и западу. Оно походило на зарево большого пожара. Казалось, еще Минута — и брызнет сноп светлых лучей, а за ними покажется и само солнце.

Наблюдая зарево, я обратил внимание еще на одно явление. В 5–6 километрах от берега была большая полынья. От нее, словно дым, струился пар и, поднимаясь выше, сгущался в небольшие круглые темноватые облачка. Еле заметный западный ветер медленно гнал их к востоку, и они, как стая перелетных гусей, выстроились в правильный прямой ряд. Дальше к востоку, теряя свою округлую форму, они вытягивались в длину. Я насчитал их двенадцать, три последних облачка образовались на моих глазах.

Вечером доктор Савенко объявил, что у Старцева цинга. Это первый случай в нашей колонии, и, поскольку заболевание только началось, я думаю, что мы сумеем с ним справиться.

Во-первых, я распорядился сразу выдать Старцеву необходимые продукты и свежее мясо из оставшихся запасов. Во-вторых, поручил Йероку и Таяну забрать лучших собак и выехать за свежим мясом на северную сторону, где в ноябре мы оставили двух убитых медведей. В-третьих, чтобы всегда иметь точные сведения о состоянии здоровья колонистов, приказом обязал всех обращаться к врачу при первом намеке на заболевание, а врача — два раза в месяц производить общий медицинский осмотр и представлять мне подробный рапорт.

1 января 1927 года, суббота. Новый год ознаменовался сильными морозами. Павлов то и дело прерывает выдачу продуктов со склада и бегает домой погреться, уверяя, что вчерашние —39° были много добрее сегодняшних —27°. Павлов прав: воздух словно пропитан влагой; выходя из дома, чувствуешь себя, как в холодном сыром подвале. В такую погоду мороз переносить труднее: во всем теле ощущается тяжесть, настроение угнетенное.

Вечером пришел Аналько.

Почти целый час он пил чай, сам подливая его в стакан: из подставленного чайника. Когда обильный пот покрыл круглое лицо Аналько, он опустился йа пол, произнес: «Кыпсюх'тук'»— и начал смаковать приготовленную для него сигару. Покончив с ней, Аналько стал развлекать нас эскимосскими сказками.

— Я расскажу вам про Майырахпак [18] на Анурвике [19],— начал Аналько.

На мысе Анурвик, который глубоко врезается в холодные волны ледяного моря, и сейчас еще стоит провалившаяся землянка. Когда-то очень давно, как только появились на земле люди, в этой землянке жила старуха. Землянка стояла неподалеку от селения Канисхук, где жило много эскимосов.