Остров Мужества

Но вот, наконец, наш «Молинель» обошел Темиру по экватору и сел километрах в пятидесяти от линии терминатора, вцепившись всеми своими крепежными лапами в единственный обнаженный участок бурой темирянской почвы. Вся остальная поверхность была затянута плотнейшим темно-зеленым покровом. Как мы рассмотрели, это был лес, чаща невысоких раскидистых деревьев, причем ветви их так тесно переплетались на высоте трех-четырех метров от поверхности, что по их настилу можно было бы ходить. А зелень вся пряталась как раз между землей и частым переплетением этих голых сверху сучьев, что было неудивительно, потому что на однотеневках всегда дуют такие ветры, которые унесли бы всю листву, не будь она прикрыта сверху каркасом из сучьев. О том, чтобы пробираться сквозь такие джунгли, не могло быть и речи — их надо было просто резать струей плазмы.

Феврие проверил еще раз надежность креплений, запустил по паре разведчиков на теневую и солнечную стороны и, не будучи педантом, разрешил Реджи Скотту и Гроннингсаетеру выход на поверхность — разумеется, в легких скафандрах. И на этот раз Грог повел себя вполне пристойно, если не считать того, что он порывался пожать Скотту руку и поздравить с приземлением на «эту тарелку». Все новички считали хорошим тоном называть Землю — «базой», а все прочие планеты — «тарелками». Феврие этого не терпел.

Кому-то надо было оставаться на корабле, и я возился у пульта, запуская всевозможные автоматические станции и самоходные исследовательские комплексы, а когда поднял глаза на экран внешнего обзора, то увидел, что Реджи и Грог сидят на камнях, а перед ними стоит маленький уродливый человечек в маскарадном костюме. Вся одежда его была сшита из ярких лоскутков, она обтягивала его щуплое тельце, словно наряд Арлекина, и колпачок чудом удерживался у него на макушке; тоненькие ручки и ножки как-то болезненно контрастировали с широко развернутыми плечами и непомерно развитой грудной клеткой.

— Скотт, Гроннингсаетер, — немедленно на корабль! — крикнул командир у меня над ухом. Я подумал, что кричит он зря — как-никак, а контакт уже состоялся. Но он, видимо, боялся за Грога — вдруг тот от восторга что-нибудь выкинет.

Двое в скафандрах побежали к кораблю, пригибаясь под сильным ветром, а человечек растерянно взмахнул руками, потерял равновесие и упал, а потом вдруг пополз следом за бегущими, стараясь прятаться от ветра за большими камнями.

Реджи и Грог затопали в шлюзовой. Мы с командиром не отходили от экрана — маленький человечек все еще полз к кораблю, и нам теперь было хорошо видно его остренькое личико с лиловыми губами и громадными синяками, какие бывают у детей, страдающих острым пороком сердца. Личико было искажено такой обидой и такой отчаянной решимостью, что Феврие не выдержал и принялся натягивать скафандр.

Когда он спустился по лесенке, человечек прополз уже половину расстояния, отделявшего его от корабля. Теперь он был полон такой мрачной непреклонности, что у Феврие вряд ли оставались сомнения в его кровожадных намерениях. Я видел своего командира во многих передрягах, но таким озадаченным мне не часто приходилось его наблюдать. Действительно, на нем был сверхпрочный скафандр, уязвимый разве что для лазера среднего калибра, и десинтор среднего боя на поясе, но человечек, надвигающийся на него, был безоружен, полугол и чуть ли не вдвое меньше его самого, и ни при каких обстоятельствах Феврие не смог бы и пальцем тронуть этого безрассудного малыша.

А человечек, преодолев последний метр, издал пронзительный тоненький вопль и мертвой хваткой вцепился Феврие в ногу. Мы замерли у экрана. Но маленький арлекин, закрепившись на занятой позиции, немного передохнул, а потом вдруг полез по нашему командиру, как медвежонок по дереву. Он вскарабкался на плечи Феврие, внимательно всмотрелся в огромное для него человеческое лицо и потом вдруг постучал по щитку шлема, прикрывавшего лицо.

Феврие сделал то, чего не простил бы любому из нас — он поднял щиток. Человечек несказанно обрадовался и торопливо затараторил, отчаянно жестикулируя и постоянно хватаясь за шею Феврие, чтобы не свалиться от порывов ветра. Он указывал на край площадки и, похоже, звал Феврие туда. Это предположение тотчас же подтвердилось весьма курьезным образом. Неожиданно оборвав тираду, он скользнул вниз, торопливо размотал свои поясок, оказавшийся бечевкой изрядной длины, и мгновенно привязал нашего командира за ногу. Все это время Феврие сохранял невозмутимое спокойствие, но тут он не выдержал и рассмеялся. Маленький абориген, словно напуганный этим смехом, отпрыгнул в сторону и побежал прочь, на четвереньках, держа другой конец бечевки в зубах. Вот его пестрые лоскутки мелькнули у начала густых зарослей, и тут он пропал — похоже, нырнул куда-то вниз.

— Реджи, — сказал Феврие, — меня усиленно тянут за ногу. Приглашение слишком настойчиво, чтобы ему не последовать. Вы оставайтесь за меня.

— Командир, — не выдержал я, — а если вас заманивают в ловушку?