Остров на дне океана. Одно дело Зосимы Петровича

Однако место в строю нашлось: районный комитет партии направил недавнего фронтовика, коммуниста Зосиму Петровича Буданова на работу в органы Государственной безопасности.

…А дорога все дальше и дальше ведет по осенней распутице: то пешком, то, если повезет, на попутной машине километров пять или шесть. Так добрался Буданов до маленького районного городка, до Порхова, где и этому подобию дороги пришел конец: отсюда и до самой деревни Старищи — сначала сплошная топь, потом вздувшаяся от паводка, по-осеннему разлившаяся река. Правда, шофер райкомовского “газика” кое-как сумел перебраться через грязевое море, но на краю мутно-серого речного потока решительно остановил машину.

— Точка! — сказал он, с откровенным сожалением поглядев на невысокого, плечистого пассажира в кирзовых сапогах, в ватных армейских штанах и такой же куртке, в серой, порядком потрепанной кепке. — Брода нет. Моста тоже нет — снесло. Дороги — ни-ни. Может, назад повернем, товарищ командировочный?

Очевидно, такие случаи уже бывали в практике повидавшего всяких командировочных шофера. Предложение его прозвучало не вопросом, а как бы готовым решением: “Все поворачивали отсюда назад, повернешь и ты”. Но Буданов сделал вид, будто не понимает его: выбрался из кабины, прошелся вдоль кромки воды — пять шагов туда, пять назад. Веснушчатому, рыжему парню за рулем “газика” стало жалко нерешительного пассажира, и, чтобы хоть чем-нибудь утешить его, он спросил:

— Вы, случайно, не уполномоченным на ту сторону? Не по вопросам, так сказать, зимовки скота в заречных колхозах?

Буданов не стал опровергать и эту догадку, кивнул, подтверждая:

— Туда, туда…

И шофер, иронически вздохнув, повел огненно-рыжей бровью:

— Гиблое дело: вздрючит вас начальство, товарищ уполномоченный, непременно вздрючит.

Он рассмеялся, озорно поблескивая зелеными глазами, но Зосима Петрович уже не слушал его: метрах в пятнадцати — двадцати сквозь мелкую сетку дождя то ли почудился, то ли на самом деле стоял у берега небольшой плот. Вытащив из кабины свой повидавший виды армейский мешок, Буданов протянул водителю посиневшую от холода руку:

— Катись назад, пророк-предсказатель. Дальше сам доберусь.

Но, видно, парню не очень хотелось расставаться с необидчивым пассажиром, а может, и надеялся отговорить от рискованной переправы. Насмешливо прищурив глаза, шофер спросил, кивнув острым мальчишеским подбородком в сторону плота:

— Не на тех ли бревешках-щепочках поплывешь?

— На тех самых.

— Слушай, друг, не дури, — голос парня зазвучал озабоченно. — Нешто это паром? Им и в самую засуху не каждый рискует пользоваться. Враз пойдешь на дно, как пить дать!

— Двум смертям не бывать, — усмехнулся Буданов, закидывая мешок за спину. — А вдруг повезет?

— Ну и дурень! — искренне удивился шофер. — Первый раз такого возить довелось! — И увидев, что даже это не остановило упрямого пассажира, насмешливо крикнул ему вслед: — Когда тонуть начнешь, я за тебя от страха покричу! Идет?

— Идет! — рассмеялся чекист и зашагал к парому.

Это и в самом деле оказался паром: даже осклизлый пеньковый канат протянулся от него в дождливую муть противоположного берега. Но, пожалуй, веснушчатый подъелдыка прав: бревна, набухшие водой, едва держатся на поверхности реки; прясла, связывающие их, раскисли; вся нехитрая “техника” готова развалиться от первого же прикосновения…

— Эгей! — донеслось со стороны все еще стоящей машины. — Хоть скажи, оглашенный, по ком панихиду заказывать?

Не ответив, — “пускай себе позубоскалит!” — Зосима Петрович обеими руками ухватился за канат. Плот тронулся медленно, словно нехотя, ноги заскользили по мокрым бревнам, не находя опоры. А едва берег отодвинулся метров на десять-пятнадцать, как бревна и вовсе ушли под воду.

Видя, что “пророчество” шофера сбывается, Зосима Петрович плюнул в сердцах на гиблую “технику” и, оторвав ноги от бревен, обвил ими скользкую жилу каната. Так и дополз к противоположному берегу: рывками, точно улитка, раз за разом окунаясь спиной в обжигающе-холодную воду. Выбрался на берег мокрый, злой, торопливо зашагал к небольшой деревеньке, открывшейся на посветлевшем горизонте.

Первым на околице ему встретились нахохлившиеся мальчишки. Их было трое, рост в рост, лет по четырнадцать, и все худые, с не очень доверчивыми, не по-детски серьезными глазами.

Но и жалеть их нельзя — не примут они жалости чужого человека. И, словно не замечая настороженности мальчишек, Зосима Петрович по очереди пожал каждому из них руку:

— Здорово, орлы. Тут живете?

— Тут, — мотнул головой один, пошире в плечах, посмелее.

— И как же ее зовут, эту вашу деревню?

— Малые Луки. — Парнишка бросил короткий взгляд на товарищей. — А вы к кому, дяденька? Нужен вам кто или так просто?

— Нужен, — Зосима Петрович решил говорить напрямик: — Такой человек нужен, который во время войны перед фашистами шею не гнул. Для того и приехал, чтобы с такими людьми повидаться. Поможете?

Мальчишки еще раз переглянулись, и, кажется, недоверчивая отчужденность начала таять в их глазах, а на лице у самого щуплого и конопатого появилось подобие улыбки.