Перед тем как выйти из бункера, я сходил в туалет. Посидел на унитазе. Спустил воду. Почувствовал себя настоящим королём! Ведь мне всё это время приходилось совершать вылазки в соседний дом и справлять там нужду, можно сказать, с опасностью для жизни. А потом ещё всё прятать и маскировать, чтобы мародёры и доносчики ничего не заметили и не заподозрили, что тут кто-то недавно поселился и живёт. Выйдя из туалета, я ещё раз осмотрел весь бункер. Накидал каких-то вещей поверх картошки и риса, которые высыпал из мешков, и поверх того места, где вылил из канистры керосин. Я подумал, что так это будет выглядеть более натурально. Как будто здесь уже успели побывать мародёры. А потом… потом я просто не смог справиться с собой и, прихватив полотенце и мыло, пошёл в душ. В это трудно поверить, но вода была горячей! Я стоял под душем, пока из него не потекла холодная вода. У этих людей в бункере был жестяной бак, а под ним стояла капельная керосиновая горелка. Такая же была у нас дома. Если немцы не уничтожат это место сразу, то, может быть, я смогу принять тут душ разочек или два. Не больше – не стоит испытывать судьбу.
Раньше я терпеть не мог мыться. У нас с мамой каждый раз были бои из-за мытья и купания. Но как же мне сейчас было приятно!
После душа я взял коробку с баночками повидла, добавил в неё пару баночек с жиром, положил коробку в мешок, а мешок привязал к поясу. Теперь я мог поднять всё это наверх. К этому времени уже совсем стемнело, и я делал всё в полной темноте. Но я уже знал дорогу от бункера до лестницы с закрытыми глазами. Я отыскал внизу несколько пачек кускового сахара и даже немного шоколада. Ещё я нашёл маленький театральный бинокль и детские книжки. Только рыбные консервы мне найти не удалось, хотя в мусорном ведре я обнаружил несколько пустых банок из-под сардин. Может быть, это полицаи забрали сардины? И тут я испугался. Я понял, что они точно вернутся сюда, чтобы закончить начатое.
Назавтра они пришли с самого утра и вынесли всё. До меня то и дело доносились их ругательства. После обеда прибыли два немецких солдата. Я их не видел, но понял по голосам. Они ходили по развалинам, что-то обсуждали, а потом вдруг быстро выбежали со двора на улицу. На секунду стало очень тихо, а потом раздался мощный взрыв. Всё вокруг задрожало, от верхнего пола отвалился кусок и упал вниз, прямо ко мне. Бедный Снежок – он, наверное, подумал, что наступил конец света. Я держал его в руках и чувствовал, как он весь дрожит. Ещё долго в разных местах падали кирпичи и деревянные балки, только ночью всё наконец затихло, и я спустился посмотреть, что произошло. Они просто взорвали проход в подвал – теперь его завалило, и попасть внутрь было невозможно.
12. Девочка в окне напротив
Я не мог забрать лестницу, которую спрятал на фабрике. Но мне пришло в голову, что такая же или похожая лестница должна быть в каком-то из домов по соседству. Ведь я же ни разу не проверил ни одного выхода на крышу, хотя и ходил всё время по чердакам. И действительно, я почти сразу нашёл подходящую лестницу. Но она была закреплена болтами. Значит, мне нужно было принести инструменты и открепить её. Я боялся, потому что всё время слышал в доме какие-то шаги и голоса. Тем не менее я вернулся к лестнице с инструментами и, преодолевая страх, выполнил задуманное. Открутив болты, я забрал лестницу и унёс к себе. В свой новый дом.
Я жил в этом доме несколько месяцев, всю осень, пока в гетто алеф не началось восстание. У меня всё было устроено идеально! Наверху, на птичьем «балконе», был склад. Внизу, в подоконном шкафу, – спальня и кухня. Кухня на самом деле состояла из одного примуса. Я закрывал вентиляционные отверстия и варил картошку, а иногда – рис. Я не знал, как готовят рис, поэтому я просто клал его в воду и варил, пока он не становился мягким. Получалась клейкая каша, которую я ел с повидлом. Ну и ладно, вовсе не обязательно, чтобы рис получался как у мамы: рисинка к рисинке.
До тех пор пока у меня были яйца, я ел яичницу. Морковку я не готовил. Съел её сырой и довольно быстро – чтобы не испортилась.
В течение этих месяцев немцы в дневное время приходили с носильщиками в соседние дома и выносили из них все вещи. Я слышал, как приезжали и уезжали грузовики, слышал разговоры грузчиков. Иногда они выкидывали из окон что-нибудь большое и тяжёлое, и эта вещь, упав из окна на землю, вдребезги разбивалась. Они тогда смеялись как сумасшедшие, и до меня доносился их дикий хохот. Обычно это была либо мебель, которую нельзя было спустить по лестнице, либо просто какая-нибудь вещь, ради которой не стоило надрываться. Однажды я выглянул из ворот на улицу и увидел, как в доме напротив из квартиры на одном из верхних этажей спускали рояль – осторожно, на толстых верёвках.