Остров на Птичьей улице

Немцы упростили папе и Баруху задачу. И мне тоже. Никакой селекции не было. К Баруху подошёл хозяин-поляк и шепнул ему на ухо: «Прикончат всех».

Я снова забеспокоился. Я же не смогу вернуться за Снежком. «Он справится», – успокоил я сам себя. У Снежка будет достаточно времени, чтобы прогрызть себе путь наружу. Кроме того, для такого крошечного создания наша квартира достаточно просторна. А уж до буфета с продуктами он точно сумеет добраться.

И тут один полицай из тех, кто нас нашёл, тот самый, которого папа немного напугал, что-то шепнул на ухо стоящему рядом немцу. Немец улыбнулся, и они преградили папе дорогу. В этот момент Барух с силой потянул меня вперёд, и мы с ним вышли за ворота фабрики.

И правда, никакой селекции не было. Все стояли снаружи одной большой толпой. Барух посадил меня на плечи, и я увидел поверх голов папу. Он стоял в воротах. Я увидел, как он отдаёт кусачки немцу. Тот взял и ударил его по лицу. Что-то сказал. Папа отдал ему молоток. Немец снова его ударил. Тогда папа что-то сказал ему, и немец засмеялся. Когда немец смеётся, это не всегда означает что-то хорошее. Но, по крайней мере, он больше не бил папу. Немец с полицаем быстро его обыскали и нашли напильник. Я знал, что, когда найдут пистолет, они убьют его прямо там, около ворот. Мне казалось, что моё сердце выскочит сейчас из груди и застрянет в горле, так бешено оно колотилось. Но они ничего больше не нашли. Хотя я видел: они искали там… И тут всем, кто уже стоял снаружи, включая нас с Барухом, приказали построиться в колонну по трое. Папа ещё не появлялся, и много людей пока оставалось во дворе. Но, по-видимому, немцы решили вести нас на площадь двумя группами. И вот наша группа пошла. И тогда я закричал:

– Папа!

Но Барух крепко схватил меня за руку и велел мне молчать. Папа остался со второй группой.

Мы шли. С нами в тройке шла Рахель-санитарка. Барух не переставая говорил со мной. Он сказал мне миллион вещей, которые я должен был запомнить. Когда мы дойдём до дома № 78, я должен буду быстро забежать в ворота – в арку. Я знал этот дом, его фасад с провалами пустых окон. Собственно, это всё, что от него осталось: арка, ведущая во двор, полуразрушенные стены и висящие в воздухе куски пола. Ещё кое-где торчали печные трубы. Барух подтолкнёт меня в нужный момент. Он мне пообещал, что папа придёт за мной. Либо совсем скоро, если сбежит прямо сейчас, либо попозже. Через пару-тройку дней. В любом случае я должен ждать там, сколько смогу. Даже целый месяц, если придётся. Даже целый год.

– Ты умный мальчик, – сказал Барух. – Ты не пропадёшь. Если и правда уничтожают всех, то у детей нет шанса выжить. Выкинуть мальчика из вагона на полном ходу очень трудно, особенно раз у папы забрали все инструменты. Ведь если не получится проделать отверстие в стенке вагона, то придётся прыгать с самого верха, из маленького окошка.

Потом он объяснил мне то, что я и сам давно знал. Что в разрушенном доме есть подвалы, вход в них почти завален, остался только узкий лаз. Не просто узкий, а очень узкий. Пролезть туда может только ребёнок.

– Знаете, у папы было кое-что ещё, – шепнул я Баруху.

– Знаю, – ответил он. – Мы заметили: полицай видел, как твой папа взял кусачки. Эта вещь у меня.

– А как же папа получит её назад? – обеспокоенно спросил я.

– Ты ему сам передашь, – с этими словами Барух повесил мне на плечо свою сумку.

Я ничего не ответил.

– Ты помнишь, что делать, Алекс?

Я кивнул.

– Беги к подвалам, к лазу – и сразу вглубь, как можно дальше. Не бойся. У тебя в сумке есть фонарик.

Барух, по-видимому, разработал план моего бегства уже давно. Это я потом об этом подумал. А в тот момент я не думал ни о чём. Он продолжал говорить. Пытался давать мне полезные советы: как обустроиться, как искать еду. Но я его не слышал. Перед глазами у меня стояла всё та же картина. Папа в воротах фабрики, а рядом немец заносит руку для удара. И ещё я всё время думал про пистолет, который лежал в сумке Баруха, висевшей теперь у меня на плече. И тут Барух вдруг толкнул меня. И я побежал изо всех сил. Как раз бегал я здорово. Один из полицаев бросился за мной. Барух побежал за ним. Полицай неожиданно упал. Я никогда не узнаю, но думаю, что Барух просто поставил ему подножку. Потом я услышал крик, так кричат от боли. Но это кричал не Барух. И тут я добежал до ворот, вбежал во двор и помчался по обломкам и всякому мусору к подвалам. Я услышал выстрелы с улицы. Протиснулся в лаз. Раньше, ещё до того, как нас выселили, мы часто играли здесь с мальчишками в прятки, но в эти подвалы никогда не залезали. Изредка кто-нибудь забирался внутрь, но даже тогда оставался недалеко от входа, поближе к свету. Мы до смерти боялись темноты, царившей в глубине подвалов. Думали, что там живут духи мёртвых.

Я услышал шаги преследователей. Услышал шорох мелких камней, осыпающихся из-под сапог, и крики на немецком:

– Он здесь!

– Нет, вон там!