Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации

Видеть его, хотя бы мельком, например, через окно в мэрии, где он по средам помогал своему отцу, было настоящим чудом. На фоне мрачной официальной обстановки мэрии он выглядел как экзотическая птица. И не потому, что одевался как-то оригинально или странно, просто в его движениях была какая-то удивительная легкость. Он был немного близорук, и это придавало его жестам одновременно сдержанность и значительность. Иногда он мог не узнать человека, если тот был далеко, но в тот день он увидел меня на другой стороне улицы и окликнул.

Церемонно, в лучшем стиле французского comme il faut, он представил мне своего спутника, Мориса Десмона. Морис, юноша лет семнадцати, в очках, был кузеном Жюльена и, соответственно, сыном мадам Десмон. Двое кузенов только что приехали на велосипедах из Шере, куда Морис прибыл к Лютенам погостить на несколько дней.

И секунды не прошло, как Жюльен позвал меня есть пирожные в булочную рядом со старым вязом. Это было во время “Странной войны”, тогда еще можно было купить все что угодно. В булочной, где по будням за огромными буханками хлеба стояла очередь из одетых в черное крестьянок, теперь повсюду были расставлены блюда со всякими пирожными – заварные с бело-розовым кремом, самые разные слоеные, блестящие эклеры, сент-оноре́ с золотой глазурью на белой кремовой шапке. Меня переполняли чувства, но отнюдь не из-за пирожных. Оказаться в центре его внимания, хоть на минуту, было настоящим счастьем. Я наслаждалась каждым мгновением, проведенным в его обществе, с той искренней радостью, которая исчезает в более взрослом возрасте, когда человек уже привыкает подавлять чувства рассудком.

Мы съели каждый по два пирожных. Жюльен шутил с мадам Бушо, симпатичной женщиной с усталым лицом и слегка припудренными мукой волосами. Я знала, что Жюльену не хватает уверенности в общении с людьми даже больше, чем мне, хотя я умирала от застенчивости. Слегка нахальные комплименты, которые он отпускал мадам Бушо, были просто манерой побороть смущение.

Я чувствовала, что в этот день мне совершенно необходимо вести себя по-взрослому. Так же торжественно, как это сделал Жюльен, я пригласила молодых людей на чашку чая к нам домой. Мысль о том, что Жюльен так и уедет обратно в Шере, была для меня невыносимой. Коротко посовещавшись, они согласились.

Вместе с мадам Бушо Жюльен наполнил коробку пирожными, которые выбирал с особой тщательностью, будто составляя букет цветов. Мы вышли. С океана дул сильный ветер, пахло водорослями. Жюльен посадил меня на багажник своего велосипеда, я уцепилась за него одной рукой, держа коробку с пирожными другой. Под предводительством Мориса, который радостно жал на велосипедный звонок, мы направились к нашему дому. По дороге проехали мимо местных жителей, вышедших на воскресную прогулку. Каким же удовольствием было не обращать внимания на их потрясенные лица! Это было почти так же приятно, как и ощущать, что Жюльен был рядом.

Мне было очень важно, чтобы в тот день все прошло как можно лучше. К счастью, мама и тетя Наташа были дома. В центре стола красовалась большая медная ваза с осенними дубовыми листьями, которые мы с мамой собирали накануне в роще за домом мадемуазель Шарль. Явного беспорядка вроде бы не было. Это была случайность, обычно в доме было не прибрано. Именно по этой причине я чуть было не передумала приглашать Жюльена и Мориса. Я хотела, чтобы все, что было связано с нами, русскими, выглядело достойно. Уже похолодало, и поэтому Саша, Алеша и Киска почти всегда играли дома, развлекаясь тем, что передвигали мебель и строили из нее воображаемые машины и дома. Слава богу, в тот момент они ушли на прогулку с тетей Ариадной. Андрей был с ними.

Мама спустилась первой, чтобы поприветствовать гостей. Она включила лампу, зеленый абажур которой отбрасывал тень на обеденный стол. Постелив накрахмаленную льняную скатерть, которую одолжила нам мадемуазель Шарль, мама достала большое блюдо и выложила на него пирожные из коробки. Я ужасно гордилась своей мамой. Она была, по моему мнению, не только самым выдающимся человеком из всех, кого я знала, но еще и прекрасно выглядела при любых обстоятельствах. Что бы ни случилось, она всегда была одета изысканно, а темно-русые волосы были подстрижены и причесаны по моде. Даже самые простые домашние дела, будь то стирка или мытье полов, она выполняла не только с полной отдачей, но даже с некоторым изяществом. Этим она походила на бабушку. По моему мнению, положение женщин в обществе было незавидным, но их обеих я считала важным исключением из правил.