Остров надежды

— Мои дорогие друзья и товарищи, — начал Ушаков и оглядел слушателей. Ему показалось, что Нанехак как-то странно встрепенулась и легкая улыбка скользнула по ее округлому, еще не потерявшему детские черты лицу. — Каждое мгновение приближает нас к той земле, которая ждет вас уже многие тысячи лет. Эта земля называется остров Врангеля, и очертания ее вы можете видеть на этом чертеже. Там есть ровные тундровые пространства, есть горы. Но кругом — берег и родная вам стихия — море, полное моржей и тюленей. На острове водится белый медведь, песцы и другие звери, на которых вы можете охотиться. Но самое главное — там много моржа. Есть большие лежбища по южному побережью, вот здесь, в районе бухты Роджерс и чуть дальше, на мысе Блоссом…

Ушаков взял карандаш и показал на карте название места.

— Мы еще окончательно не решили, где будем селиться. Это зависит от ледовой обстановки вокруг острова. Но я думаю, что лучшее место — это бухта Роджерс, потому что здесь есть пресная вода, такая же лагуна, как в вашем Урилыке, и галечная коса… Там, быть может, мы и поставим наши дома и яранги. Но это будет только началом новой жизни. Главное наше дело — это обжить остров, населить его людьми, которые будут жить в согласии с природой. Вы знаете, что в России победила революция, скоро мы будем праздновать десятилетие нашей республики. Что такое наше будущее? Это прежде всего жизнь, основанная на интересах простых людей. У нас не будет так: у одного есть все, а у другого — ничего. Все будут равны, и только труд будет определять положение человека в обществе…

Ушаков подождал, пока Павлов перевел его слова. Потом услышал, как эскимосы стали о чем-то переговариваться между собой.

— Одобряют… — пояснил ему Павлов.

Это воодушевило Ушакова. Значит, люди поняли его правильно. Про себя он отметил, что надо срочно браться за изучение языка.

— Вы хорошо знаете, что случилось со зверем у ваших берегов. Его почти не осталось, потому что моржа и кита, тюленя и пушного зверя многие годы хищнически истребляли. Что брал белый человек, как вы называете американцев и нас, русских, от кита, например?

— Китовый ус, — напомнил Иерок. Он сам в свое время мечтал добыть большого гренландского кита, чтобы купить деревянный вельбот.

— А все остальное — мясо и весь жир, которым могло кормиться не одно такое стойбище, как Урилык, просто выбрасывалось, пропадало, — продолжал Ушаков. — А вы знаете, на что шел китовый ус?

— У нас из него делали полозья для нарт, рыболовную леску, на которую не налипал лед, разный инструмент, — сказал Иерок, который, если уж его позвали на помощь, старался как можно лучше выполнить свою задачу.

— А те, кто на мощных китобойных шхунах приходили сюда, вырывали китовый ус, чтобы делать из него… — Ушаков на минуту задумался, — каркасы для женских задов!

Павлов хоть и старался точно перевести сказанное, но тут все же растерялся. Иерок удивленно взглянул на Ушакова и спросил:

— Неужто у ваших женщин такие тощие зады?

— Зады обыкновенные, — принялся объяснять Ушаков, досадуя на себя за то, что уклонился от главной линии разговора, и забеспокоился: удастся ли выбраться из этого затруднения. — Но некоторым богатым женщинам хотелось, чтобы они выглядели еще пышнее, как бы толще.

— А для чего? — подала вдруг голос внимательно слушавшая умилыка Нанехак.

— Не иначе как для приманки, — высказал свое предположение Кивьяна. — Ведь для всего остального каркас не нужен! Он только мешает…

Кивьяна мог говорить об этом со знанием дела, ибо детей у него было множество, и жил он со своей женой душа в душу.

— Каким надо быть глупым мужчиной, чтобы попасться на такую приманку! — с презрением заявил Анакуль.

— От моржа брали только клыки и кожу, — продолжал Ушаков, осторожно пытаясь выбраться из опасного водоворота беседы. — А самое жизненно важное — тоже выбрасывали…

— А рыбу как ловили! — вспомнил вдруг Павлов. — Перегородят Анадырь и черпают все в свои кунгасы.

— Особенно японцы. Каждое лето пригоняли к нам тысячи рыболовов!

— Это был грабеж народных богатств, — подтвердил Ушаков. — Они брали то, что принадлежало по праву эскимосам и чукчам, что составляло основу жизни в этих краях. И теперь, когда вся земля и ее богатства принадлежат народу, такого больше не будет.

— Мы издавна так считали, — начал Иерок. — Вся земля, все, что ходит и плавает, принадлежит живущим на ней людям. И наверное, всем хватило бы мяса и жира, если бы не причуды белого человека…