Остров надежды

Нэнни ожидала Нору и Дуга, сидя на своем роскошном табурете. И снова она жевала какой-то фрукт, когда взглядом указала им занять место на подушках перед нею.

— Я знаю, что ты еще слаб, — обратилась она к Дугу, не утруждая себя предварительными речами или даже приветствием. — Ты сможешь идти?

— Если мне не придется целыми днями карабкаться в горы, — сказал Дуг, прежде чем Нора смогла что-то возразить, — до Кингстона я доберусь.

— Тогда идите, — сказала королева. — Я отправляю вас, как посланцев к вашему губернатору. Вы можете сказать ему, что мы признаем договор. Мы все, все мароны в горах, по крайней мере те, которые подчиняются мне и моим братьям.

Она не произнесла имени Аквази, однако в Блу-Маунтинс, очевидно, были еще одинокие воины вроде него.

— Но разве у вас не было расхождений во мнении?

Нора не могла удержаться, чтобы не задать этот вопрос. В поселении ходили слухи, что совместные церемонии по вызову духов, проводимые Нэнни и Кудойе, не так уж много изменили в их противоположных отношениях к вопросу о рабах. Кудойе хотел возвращать беглых рабов на плантации, как этого требовал губернатор, Нэнни же не хотела подписываться под этим пунктом. До сих пор Нэнни-Таун предоставлял убежище каждому.

— Нет, больше нет, — сказала она сейчас. — Больше нет, с тех пор, как... — Она бросила взгляд на Дуга и его перебинтованную ногу. — Кудойе всегда считал, что мужчина, который дает охотникам за рабами поймать себя, заслуживает своей участи. — Королева задумчиво посмотрела куда-то вдаль поверх Норы и Дуга, как будто вела беседу сама с собой. — Но я...

— Кудойе ведь сам позволил поймать себя! — вырвалось у Дуга.

Собственно говоря, эта дискуссия его мало интересовала, ему хотелось одного — побыстрее выбраться из Нэнни-Тауна. Однако аргументация черного вождя показалась ему слишком абсурдной.

— С нами было по-другому, — ответила Нэнни, все еще не глядя ни на кого из них. — Белые люди захватили наше село штурмом. Они забрали всех — и рабов, и ашанти... Кудойе был тогда почти ребенком.

Нора внимательно слушала. Значит, вот где был источник постоянно повторявшегося слуха, что Грэнни Нэнни сама когда-то торговала рабами, пока ее не захватили в рабство. Нора считала это невозможным. Нэнни была тогда слишком молодой. Но, судя по всему, ее деревня на Берегу Слоновой Кости действительно жила торговлей рабами. До тех пор, пока несколько особенно бессовестных белых людей не отказались платить, а вместо этого сами захватили всех — и рабов, и охотников за ними.

— Значит, все заслужили свою судьбу, кроме, конечно, Кудойе, его братьев и сестры? — Дуг продолжал задавать провокационные вопросы. — Это, как мне кажется, очень странная точка зрения.

Нэнни кивнула.

— Я тоже считала по-другому, — призналась она. — Если у одних людей мушкеты, а у других — копья, то последним в таком бою победить невозможно. Это не имеет отношения к гордости и чести. Так что я принимала рабов. Я хотела вернуть им их гордость и достоинство. Я хотела снова разбудить Африку. Но Африка...

Нора кивнула с сочувствием. Она вдруг поняла отчаянные попытки Нэнни держать своих маронов подальше от белых и чаще напоминать им об их старинных обычаях. И ее разочарование оттого, что ее людям больше нравились разноцветные ткани и железные товары, чем самостоятельно вытканные одежды и глиняная посуда. Однако это было мелочью по сравнению с тем разочарованием, в которое повергли ее Аквази и его люди.

— Аквази, побыв здесь некоторое время, стал для меня словно сыном, — тихо сказала королева. — Я видела в нем... Я видела в нем великого воина. Конечно, ему нужно было помочь стать тем, кем он должен был стать по своему предназначению. Я одобряла не все, что он поначалу делал со своей рабыней. — Она посмотрела на Нору, но во взгляде ее не было просьбы о прощении. Воин имеет право держать рабов — королева не подвергала это сомнению. — Но затем он стал лучше, он... Мы все видели в нем будущего короля. Может быть, когда-нибудь в горах мог возникнуть Аквази-Таун, и вдруг... — Нэнни потерла глаза — никому в голову не должна была прийти мысль, что королева может плакать. — И вдруг он стал вести себя, как белый баккра! Они все вели себя, как... как белые!

— Наверное, просто не существует разницы, — спокойно сказала Нора. — Наверное, все люди равны — и черные, и белые. Вопрос только в том, в чьей руке сейчас плеть.

— Но существует же гордость, — настойчиво повторила королева. — Существует достоинство. Есть вещи, которые не должен делать мужчина!

Нора горько засмеялась.

— Есть вещи, которые не должен делать человек, — поправила она ее. — Существует добро и зло, королева, а не черные и белые.

Дуг зашевелился на своей подушке. От неудобной позы у него все болело, и он с удовольствием закончил бы эту дискуссию, хотя Нора и Нэнни, казалось, наслаждались своими философскими дебатами.

— Заключение договора между короной и маронами — это, конечно, очень хорошо, — вмешался он. — А о подробностях вы еще можете подумать.